Она забыла обо всём на свете, она ничего не видела и не слышала: все эти чувства, на время отмерев, уступили место одному – теперь пробудилось её тело. Кожей слышала она горячий шёпот его губ, кожей видела их движение. Вот они, живые и сладостные, скользнули по её щеке и замерли на её губах. Альбии почудилось, будто Марк что-то шепнул: его губы дрогнули, затем нежно и властно приоткрыли её губы. На миг она задохнулась от нового, прежде неведомого ей ощущения: ей показалось, будто с этим первым глубоким поцелуем Марк вошёл в неё, и они, слившись воедино, стали одним существом. Она жила иной жизнью в этом долгом страстном поцелуе, о котором так давно грезила, – и время потеряло для неё всякое значение...

Марк медленно, нехотя, отклонился от неё, и Альбия открыла затуманенные страстью глаза. Она изнывала от желания, и её страшно поразил разорвавший тишину сигнал тубы.

– Что это? – спросила она, вздрогнув.

– Через час лагерь снимается с места, – с заметной досадой ответил Марк.

Он поднялся и помог подняться Альбии. Она тут же прильнула к нему, обвив руками его шею и спрятав у него на груди своё лицо. Долгое время они не двигались, прижавшись друг к другу; слышно было только их дыхание, слившееся воедино.

Неожиданно низ палатки поднялся, и в дневном свете, хлынувшем внутрь, показался товарищ Марка. Увидев девушку, которая при его появлении отпрянула от Блоссия, точно испуганная лань, Кассий замер в изумлении, но быстро пришёл в себя.

– Странно начинается этот день, – сказал он, переводя взгляд на кампанца. – Прибыли гонцы, посланные Ливией, и они также требуют немедленно встретиться с тобой.

– Ливией? – удивлённо переспросил Марк и на миг задумался.

Внезапно точно молния озарила его лицо. Ничего не сказав, он откинул полог палатки и быстро вышел; бросив на весталку любопытный взгляд, Кассий последовал за ним.

Альбия осталась одна. В душе её росла тревога, предчувствие беды поглотило все её мысли. Прежняя слабость снова вернулась к ней и охватила её тело так, что девушка была вынуждена опуститься на ложе.

– Альбия! – вдруг услышала она незнакомый женский голос. – Я знаю, что ты здесь, весталка Альбия!

Девушка оцепенела, глядя, как в палатку вошла красивая женщина, одетая с такой роскошью, какой позавидовала бы и персидская царица.

Деллия остановилась в трёх шагах от весталки; лицо её пылало. Она была поражена обликом и достоинством соперницы, которую воображала совсем иною.

Она видела перед собой полное юной прелести лицо, чудесные серо-голубые глаза в обрамлении чёрных ресниц, такие мечтательные и ясные, как у ребёнка, и не могла поверить в то, что этот ребёнок вызвал в сердце Марка самую бурную страсть, самые горячие чувства. А потом она обратила внимание на её губы... Губы девушки, пухлые, чуть приоткрытые, точно зовущие к поцелую, выражали затаённую страстность и влечение ко всему, что несло наслаждение. Целомудрие и чувственность – эти два качества удивительно совмещались в одном облике, эти качества с магической силой привлекли к весталке ценителя женской красоты Марка Блоссия и поразили придирчивую к представительницам своего рода Деллию.

– Значит, это ты украла у меня любовь Марка? – наконец заговорила, обращаясь к весталке, Деллия. – Ты заставила его забыть обо мне, а меня – тосковать по нему... ты сделала нас обоих несчастными... Но берегись: за это тебе придётся ответить перед законом и – перед богами!

– А ты уверена в том, что Марк любил тебя? – с неожиданной храбростью возразила Альбия. – Прости, но ты зря страдаешь, если думаешь, что тебя любили и бросили.

Деллия недоумённо выгнула брови. Она никак не ожидала встретить такое спокойствие у той, которую ждало наказание за нарушение обета девства, не ожидала услышать такие речи от скромной служительницы Весты. От ярости она сжала кулаки, но потом решила сменить гнев на притворное сочувствие и заговорила поучительно-снисходительным тоном:

– Да что ты можешь знать о нём? Что ты знаешь о той его жизни, в которой я была единственной властительницей его сердца и его тела?.. Отчего, скажи, ты так уверена, что он любит тебя? Глупая наивная девушка, позволь мне снять завесу с твоих мечтательных глаз! Знай же, Марк Блоссий – мастер вводить женщин в заблуждение своими мнимыми высокими качествами и достоинствами... Когда-то я тоже верила, что в его душе живут самые нежные искренние чувства, однако скоро убедилась в том, что Марк Блоссий не больше, чем лжец и развратник. Я поняла, что каждый его поступок, каждое его слово это лицемерие и притворство, что все его помыслы подчинены одному – безудержному мерзкому сладострастию. Такой животной похотливости и скотской ненасытности я не встречала более ни у одного мужчины, клянусь Прозерпиной!

Не успела Деллия закончить, как Альбия вскочила и двинулась прямо на неё.

– Замолчи сейчас же! Как смеешь ты говорить о нём такие гадости? Знай, я не верю ни одному твоему слову!

В глазах весталки сверкал такой гнев, что Деллия невольно отступила от неё.

– Я вижу, Марк сумел настолько очаровать тебя, что, кроме него, ты больше никому не веришь, – с усмешкой проговорила Деллия. – Жаль, что ты не хочешь понять, какому негодяю принесла в жертву свою честь, свою веру, свою жизнь... Он обманывал тебя, он играл твоей любовью, как прежде играл моей, он погубил тебя, как десятки других, доверившихся ему и полюбивших его женщин. Ты, как и я, жертва безумных страстей!

Деллии хотелось вырвать у весталки раскаяние, отречение от Марка, хотелось словами унизить когда-то любимого, а теперь ненавидимого ею мужчину и оскорбить дерзнувшую соперничать с нею женщину. Всячески понося Блоссия в присутствии его возлюбленной, она испытывала злорадное наслаждение.

– Что бы ты ни говорила о Марке, тебе не удастся отвратить меня от него, – с тем же ледяным спокойствием изрекла Альбия, гордо глядя на коварную красавицу.

– Но понимаешь ли ты, что своими возмутительными речами подписываешь себе смертный приговор?! – изумилась Деллия.

Хотя упрямство девушки вызывало в ней бешеную ярость, она не могла не позавидовать её выдержке и поразительной, доходившей до самоотречения преданности любимому человеку.

– Пусть смерть, пусть бесчестие – я всё готова претерпеть, только бы Марк знал, как сильно я его люблю, – ответила Альбия, и глаза её засверкали ярче звёзд.

Тем временем снаружи, перед палаткой военных трибунов, между Марком и посланцем Ливии происходил неприятный и не менее бурный разговор. Последний от имени императора обвинял первого в неуважении законов государства и совращении весталки. В подкрепление своим обвинениям Тит Виний, посланный Ливией вместе с Деллией, приказал одному из своих людей вывести из палатки любовницу Блоссия.

Когда Альбия появилась на преторской площадке, Виний медленно подошёл к ней и скрестил на груди руки. Его лицо было так страшно, что девушка остановилась, как пригвождённая.

– Вот та, что посмела осквернить священное имя Весты! – вскричал посланник Ливии и суровым взглядом обвёл собравшихся у палатки солдат.