Берг смотрел на него зачарованно.

– У меня такое впечатление, Марлен, – проговорил он, – что вы уже собирали эти самые электронные схемы.

– Немножко, – мягко сказал Исаев. – И… знаете, я очень рад, что эта тетрадка попала именно к вам. Вам можно доверять, Аксель Иванович.

Берг хмыкнул.

– С тетрадью вашей я ознакомился еще две недели назад. Затем мы ставили опыты… Скажу сразу, что их результаты были таковы, что лаборантка Лидочка пищала от восторга. Тогда же я все работы засекретил, а вашу тетрадь мы перепечатали в нескольких экземплярах. Тащить такое на передовую было опасно и безрассудно, но…

Быстро схватив тетрадь, он пролистал ее.

– Вот, вы тут пишете, что детекторы для модулирования сверхвысоких частот в радиообнаружении[22], изготовленные из поликристаллического кремния, работают нестабильно из-за недостаточной очистки от примесей…

– Да, – кивнул Марлен, – плавить кремний надо в гелиевой атмосфере, тогда чистота составит почти сто процентов. Но свойства кремния, если говорить о его применении в транзисторах, зависят как раз от примесей. Более легкие элементы – бор и алюминий – должны сосредотачиваться в верхнем слое расплава, а более тяжелый фосфор – в центре тигля. Тогда мы получаем кремний двух типов проводимости…

– Замечательно… – протянул инженер-контр-адмирал и вздохнул. – Вот только этого нет в вашей тетради, дорогой Марлен. Извините, конечно, что я так… э-э… коварно вас подловил. Просто я имею давний опыт профессора и могу точно вычислить глубину познаний студента. Обычно мои ученики скрывают свое незнание, а вот вы – наоборот.

– Ну, есть маленько… – вздохнул Исаев.

«Прокол» нисколько его не взволновал. Марлену вообще было противно врать и притворяться, но выдать свое происхождение он не был готов. Однако Бергу и в самом деле можно было доверять.

– А ваш товарищ? – спросил Берг.

– Миша? О, он знает все куда лучше моего.

Аксель Иванович поднялся с лавки и торжественно провозгласил:

– Я уполномочен отозвать вас с фронта, товарищ Исаев. Вас и вашего товарища. Вы нужны науке! Вы нужны нашей стране в Москве, а не в окопах. И уж вы мне поверьте – через наши лаборатории тоже проходит линия передовой!

– Да я верю, – растерялся Марлен, – но я не думал, что мне самому… Зачем? Мы же все прописали, а под вашим руководством…

– Не спорьте с контр-адмиралом! Вы отозваны. Вас, так сказать, перебрасывают на другой участок фронта.

Наблюдая за Марленом, Панфилов поднялся и положил руку на плечо Исаеву.

– Считайте это приказом, товарищ младший сержант, – мягко сказал он. – Исполнять!

– Есть… – козырнул Марлен.

* * *

Прощаться со своими было тягостно. Исаев чувствовал какую-то вину. Он-то отбывает, они же остаются, а немец лютует…

И ему уже ничем ни помочь, ни прикрыть.

Весь взвод собрался на проводы, а ночью им предстоял очередной рейд за «языком».

– Ты глупости-то выброси из головы, Марлен, – строго сказал Абанин. – Стреляешь ты метко, это верно, но если вы там с Мишкой понаделаете всяких штукенций, они прикроют целую армию! Понял?

– Ага, – вздохнул Исаев.

– Вот об этом и думай.

Красноармейцы потискали его, не жалея сил, похлопали по спине так, что там, наверное, синяки будут.

– Ну, все, давайте…

Исаев с Краюхиным, в новеньких шинелях, подхватили «сидоры» и побежали к машине, из кузова помахали своим, изображавшим ветряные мельницы. Смеркалось, и грузовик по темноте доставил всех к железной дороге, где пыхтел паровоз. К нему цепляли вагоны с ранеными – в темноте было больше шансов доехать до Москвы. Днем немецкие самолеты атаковали все, что двигалось.

Втроем «отозванные» с Бергом заняли отдельное купе, где было тепло.

Долго поезд не стоял – вот лязгнули сцепки, и вагон тронулся, заскрипел, покатился, мерно отсчитывая стыки.

Марлен поглядел в окно. Вот и погрузочная платформа, укрытая масксетью, ушла назад. Впереди Москва.

Исаев вздохнул.

Он был спокоен насчет их «прогрессорской» деятельности. Марлен и в самом деле многое помнил, а у Мишки к тому же есть опыт работы. Справятся.

Тем более что под руководством самого Берга можно развернуться.

Тревоги, впрочем, тоже были. Это в армии просто – есть у тебя красноармейская книжка, и ладно. Вот ему на днях выдали такую, нового образца – с фотографией. Не придерешься, документ.

А в Москве? Начнет какой-нибудь особист копать и что вычислит? «Откуда вы, ребятки-зверятки? А? Кто ваши родители? Где учились? Отвечать!»

А ответить-то и нечего. И что тогда будет?

Марлен улыбнулся, вспомнив смешной стих с философическим уклоном в стиле Кличко:

– Стоять!

Тимофеев остановился.

– Стоим, – спокойно сказал он.

В последние дни его покинули даже рефлексии, укоры и размышлизмы. Зато сошло некое холодное спокойствие, на грани с полным безразличием.

Устал он. Устал бояться и переживать.

Что-то происходило в душе, что-то смещалось в ней или замещалось, выгорало или прорастало. Виктор иногда ощущал беспокойство: может, это признаки шизофрении? А то он словно со стороны наблюдает за собой – как его корчит, как из куколки-кокона прежних дум, чувств, понятий выбивается новый Тимофеев.

Из-за деревьев вышли два красноармейца с «ППШ». Молодые парни, но держались уверенно.

– Кто такие? – спросил один из них.

– Окруженцы мы! – заговорили разом Юра, Гера и Константин. – Своих догоняем!

– А мы – подпольщики, – добавил Николаенков. – Бежали из немецкого лагеря.

В это время появился третий, тоже с автоматом, но лейтенант.

– Харитонов! – сказал он. – Проводить!

– Есть, товарищ командир! – бодро ответил автоматчик и мотнул стволом «ППШ». – Пошли.

Лейтенант только покосился на их оружие. Видать, свои стояли рядом, страху не было.

– А вы-то кто такие, Харитонов? – поинтересовался Жорож.

– Военная тайна!

– Ну, хоть намекни, что ли. А то вдруг ты от немцев?

Харитонов фыркнул. Помолчал и сказал:

– 53-я дивизия.