Бурят стянул с себя «шмайссер» и протянул Тимофееву.

– Держи.

– Ага.

– Ну, все? – нетерпеливо спросил Жорож. – Шагом марш!

* * *

К вечеру вышли к месту боя – там, где дорога огибала опушку леса, стояли вразброс подбитые немецкие танки, а подальше, на пригорке, виднелся горелый «КВ».

Вдруг очень чисто и ясно донеслась немецкая речь – все сразу присели, скрываясь в подлеске.

– Кто это? – прошептал Николаенков.

– Не понял, – пожал плечами Виктор. – Кто-то просил ключ на «тридцать два»…

– Ремонтники, наверное. Немцы все свои танки собирают, чинят – и снова в бой. Ну, если есть что чинить.

Тимофеев подобрался поближе и выглянул из кустов. На дороге укрытый тушами танков стоял бронетранспортер «Ганомаг», где скучал пулеметчик, а вокруг «четверки» со свернутой башней суетились немцы в засаленных комбезах, гремя ключами и кувалдами.

– Цепляй трос, Ганс, – переговаривались они, – натянем гусеницу.

– Погоди, надо сначала трак заменить.

– А где я тебе новый найду? Оставим этот. Нам лишь бы дотащить…

– Шмульке же обещал подъехать!

– И где он? Вечер скоро.

– Что правда, то правда…

Осторожно пробравшись к своим, Виктор сказал:

– Это ремонтники, но при них «Ганомаг». Так что обходим их лесом и шуруем дальше.

– Шуруем, – кивнул Жорож.

– Погодите, – нахмурился Доржиев. – Мы что, так и уйдем?

Николаенков сощурился.

– Предлагаешь устроить немцам веселую жизнь?

– А чего бы и нет? Хоть патронами разживемся.

– На «Ганомаге» пулеметчик дежурит, – сказал Тимофеев.

– Сниму, – кивнул Цирендаши.

– Ладно, – согласился Николаенков, – пошумим маленько. Юр, ты со своими заходишь слева, снимаете ремонтников. Как Доржиев стрельнет, так и вы начинайте. А мы, – он обернулся к Виктору, Остапу и Паленому, – зайдем справа. Только не разом с нашими комсомольцами, а то они нас вместе с немчурой перестреляют.

– Да чего вы… – обиженно затянул Гера.

– Ладно, ладно. Цирендаши, твой выход.

Охотник кивнул и исчез в зарослях. Было такое впечатление, что он сделал всего лишь один бесшумный шаг и замер, потому как более ни звука не раздалось.

Крадучись, ушли комсомольцы-новобранцы. Жорож повел «старичков».

Осторожно выглянув между двух стволов, Тимофеев увидел прежнюю картину, только с другого ракурса – «Ганомаг» с дремлющим пулеметчиком да группку ремонтников, ползавших по танку.

Сухо треснул выстрел, и пулеметчика отбросило – туда же, куда брызнул кровавый фонтанчик из простреленной головы.

Тут же грохнул залп из трехлинеек. Комсомольцы-новобранцы изрядно нервничали, поэтому метким оказался лишь один выстрел из трех. Тимофеев вскинул «шмайссер» и выдал короткую очередь.

Неожиданно из десантного отделения выскочили трое немцев в касках и с винтовками. Пригибаясь и крича по-своему, они открыли огонь, с первого же выстрела поражая Паленого.

Виктор перенес огонь на них – патронов ему хватило как раз на две короткие очереди. Одного, по видимости, он уложил-таки, а второго и третьего «разделили» между собой Доржиев и Остап.

Бой прекратился так же быстро, как и начался. Только двое ремонтников, оставшихся в живых, испуганно жались к борту танка.

Тимофеев склонился над Паленым. Тот трудно дышал, шинель на груди мокла кровью.

– Ты… это… – еле вымолвил он, выдувая розовые пузыри. – Семен я… Сенькой кличут… Ерохиным… Бросил я своих… Грех это… Дезертир я, и не замолишь уже…

– Молчи, молчи, – бормотал Виктор. – Все будет хорошо…

Паленый, вечно угрюмый, вдруг светло улыбнулся, будто радуясь приходящей смерти.

– Ничего уже не будет… – выговорил он, и между губ протекла струйка крови. – Батюшка говорил… «Стоять за други своя»… А я не постоял… Ты это… Витька… ты своих не бросай…

– Хорошо, – выдохнул Тимофеев.

Ерохин улыбнулся, да так и помер – просветленный.

– Отошел, – пробормотал Подало и стянул пилотку с головы.

Новобранцы спешно посрывали головные уборы, и Гера спросил неуверенно:

– А с этими как? – Он кивнул на ремонтеров. – Пролетарии, все-таки…

– А деревню твою кто жег? – холодно спросил Виктор. – Буржуи? Такие же «пролетарии». Спасти этих хочешь? Добро им сделать? Так ты не забывай, что война идет! И твои спасенные первым делом доложат о нас.

Быстро сменив магазин в «шмайссере», он оттолкнул Костю с дороги и ударил очередью по парочке механиков. Те задергались и сползли по броне, падая на горелую землю.

Не обращая больше внимания на расстрелянных, Тимофеев зашагал к бронетранспортеру. Быстро заглянув внутрь, он тут же отшатнулся, но нет, живых в «Ганомаге» не осталось.

Тогда уже спокойно, не торопясь, Виктор обшмонал убитых немцев, собрав запасные патроны и зольдбухи. Заодно и роскошный нож снял. Пригодится…

Вернувшись, он поделился боеприпасами с товарищами.

Совершенное убийство нисколько не волновало его – перед глазами стояла деревня мертвецов да умиравший Паленый.

– Похоронить бы надо, – пробормотал Остап, завидев его.

Тимофеев кивнул.

– У немцев есть лопаты, – сказал он.

Могилу выкопали неглубокую, завернули тело в шинель и зарыли. У немцев обнаружилась и краска. Подало, кряхтя, накатил на могильный холмик большой плоский камень.

– А чё? Так и писать – Паленый?

– Семеном его звали, – разлепил губы Виктор. – Ерохиным.

Так и написали.

– Эй! – крикнул Константин. – Мужики! Это… как его… Воздух!

Тимофеев обернулся – с запада доносился гул самолетного двигателя, а потом показались два «Мессершмитта». Надо полагать, с «Ганомага» передали весточку о «партизанен».

Описав круг, истребители пошли в атаку – очередь прошла по земле, выбивая злые фонтанчики.

– Что стоите? – закричал Виктор. – Огонь! Из винтовок!

Комсомольцы тут же начали стрелять по виражировавшему «мессеру» из винтовок, а Остап почесал к «Ганомагу», и вскоре оттуда донеслась очередь из MG-34.

Истребитель, валясь на крыло, выпустил очередь по бронетранспортеру – пули так и защелкали по металлу. Неизвестно, кому «достался выигрыш», но из фюзеляжа обстрелянного самолета вдруг вырвался длинный язык пламени, и вот уже огонь охватил полфюзеляжа.

– Ур-а-а! – вырвалось у всех.

Пилот с подбитого «Мессершмитта» выбросился с парашютом, но это было бесполезно – слишком низко. Купол, правда, раскрылся – и тут же вспыхнул. Летчик рухнул вниз.