— Надеюсь, что это не мы их спугнули своим настойчивым интересом, — вздохнула Яна и вернулась на свое место.

— Они на нас внимания не обращали. Были увлечены беседой друг с другом, — ответил Лаврентий, поднося телефон к уху. — Ну что, Мишаня?

Яна не слышала, что отвечал ему кучер. А лицо Лавра абсолютно ничего не выражало и не менялось, как бы Цветкова ни всматривалась. Он молча выслушал и, отключив телефон, положил его на стол.

— Ну? — Яна уже горела нетерпением. — Что он сказал? Вернее, они сказали?

— По ходу, не сыщик я, а обыкновенный лох! Мы только что упустили преступников. Они говорили о каком-то ограблении, о том, что все летит «к чертовой матери» и что надо «зачищать концы», кого-то убить.

У Яны даже рот открылся.

— Кого убить? Кого ограбить?

— Миша сказал все, что смог разобрать. А еще он сказал радостно так: «Вы что, нашли их?!» Та же ритмика, те же движения, глухонемые тоже по-разному говорят, у каждого свой почерк, темперамент.

— Твою же… — Яна вскочила с места и выбежала из кафе, крутя головой во все стороны. — Где они? Ну где же?

Лаврентий присоединился к ней двумя минутами позже.

— В поле видимости нет? — спросил он.

— Нет… народа много, пространство небольшое. Как же мы так лоханулись-то! Если они кого-нибудь еще убьют, мы с тобой будем виноваты. Мы слышали, что они говорят о таких серьезных преступлениях, и ничего не сделали!

— Мы не слышали, нам пришлось переводить, а это, извините, время. Ребята быстрые, резкие, находятся в безвыходном, нервном состоянии.

— Сообщим в полицию? — спросила Яна.

— Обязательно. А что они здесь делали? — вдруг спросил ее Лавр.

— В смысле? Ели… Как и мы, — ответила Яна, вспоминая, что не успела доесть вкусный домашний суп.

— А мы что здесь делали? Почему мы ели именно здесь? В городе сотни пунктов питания.

— А мы в больницу идем, — ответила Яна.

— Вот! Это кафе ближайшее к больнице. Так, может, и они в больницу идут?

— Точно! Убить там кого-нибудь, — прошептала Яна.

— Но ты здесь, — снова задумался детектив.

— А причем тут я? — обиделась Цветкова. — Если убить, так только меня, что ли? Кто меня убить хотел, над тем Витольд сейчас колдует.

— Тогда Ивана Демидовича или Мишаню.

Идем скорее! — частный сыщик устремился к зданию больницы.

— Ты серьезно?! — поспешила за ним Яна.

— Ну, впервые они напали на вашу веселую компанию в том составе? Что могло измениться? Звони следователю! — скомандовал Лавр.

— Я местных не знаю, могу только знакомому, — сказала Яна.

— Давай ему! Надо что-то делать. Я прямо чувствую, что напал на след.

Человек, входящий в морг, готов увидеть много печального. Холодные кафельные стены, спокойные серые тона, специфический запах стерилизации, чистоты и смерти. Строгие и несколько отстраненные лица патологоанатомов. Но никак не мольберт с красками и молодого человека, перепачканного этими красками и вдохновенно рисующего какую-то картину. Яна распахнула глаза, но ее перехватил Витольд и утащил в другую комнату. Он усадил Яну на стул, сам сел напротив.

— Чего ты пришла без приглашения? Работа еще не закончена.

— Спасибо за любезный прием, но я очень рада, что у тебя все хорошо. Тебя никто не искал, не пытался встретиться? — спросила Яна.

— Меня?! Кроме вас — никто. Да и кто меня здесь будет навещать — в морге в чужом городе? — Витольд Леонидович почесал скальпелем свое лицо.

— А вот мы Лавром так не считаем.

— С кем? — удивился Витольд.

— Частный сыщик местный, — пояснила Яна. — Так вот, мы считаем, что недавно видели этих глухонемых, которые, возможно, напали на нас.

— И что?! Сдали их в полицию? — спросил Витольд.

— Не успели. Но Лавр сейчас проверяет Ивана и нашего кучера, живы ли они, здоровы ли, чтобы защитить их, если что…

Витольд с интересом посмотрел на Яну.

— Ты мне это серьезно говоришь? В больнице могут быть убийцы?

— Пятьдесят на пятьдесят, — вздохнула Яна. — Я предложила Лавру разделиться, я пойду к отцу, а он к своему знакомому Михаилу. Но он был категорически против, мол, это не женское дело, бла-бла-бла… Дескать, мне самой грозит опасность, и, пока он все не проверит, мне схорониться надо. Я вот и пришла, заодно и тебя навестить. Да, и не думай, пожалуйста, что я такая жесткая, что не переживаю. Сердце у меня не на месте.

Но Лавр меня убедил, что я не только пользу не принесу, а скорее даже наоборот — помешаю, — со вздохом сказала Яна, нервно подергивая ногой в монотонном ритме. — А у тебя что происходит?

— У меня идет рабочий процесс. Я, как смог, собрал голову покойного, ушил… но… нормальные люди со здоровой психикой, знавшие его живым, все равно его не узнают. Вот я и пригласил художника, который нарисует его без синяков, без швов и без лишних припухлостей и деформаций. Чтобы он выглядел как живой. А человек этот — опытный художник, он уже гримировал трупы и сделает все в лучшем виде. Можно будет опознавать.

— Так вот в чем твой план, — поняла Яна.

— Он уже заканчивает. Спирта хочешь? — внезапно спросил Витольд.

— А я смотрю, ты тут как рыба в воде. Нет уж, спасибо! Только спирта мне не хватало. Волнуюсь я. Отец мой все-таки там. А пойду, проверю.

— Можно, я с тобой… не пойду? — спросил Витольд. — Мне еще здесь закончить надо…

— Конечно-конечно! Вы тут рисуйте, доделывайте. А я пошла.

Яна вышла из прохладного, кондиционируемого помещения морга и пробежала несколько метров по южной жаре в другое охлаждаемое помещение больницы. Она простучала каблуками по переходу в другой корпус, в отделение, где лежал Иван Демидович. Яна тревожно всматривалась в каждого проходящего мимо человека и озиралась по сторонам. Анатолий Анатольевич уже ответил ей, что по всяким глупостям, пока нет никакого преступления, его беспокоить не стоит. Она шла и всячески утешала себя: что им с Лавром показалось, что перевод с языка глухонемых был неправильным или все это никак не касалось отца.

Яна нажала на ручку палаты отца и остановилась. Палата была закрыта, это было так неожиданно для больницы. Она растерялась, потом постучала в дверь.

— Эй, Иван! Ты там? Эй, откройте! Это — Яна Цветкова! Иван Демидович!

Она слышала какие-то подозрительные звуки внутри палаты, поэтому и не уходила. А когда уже хотела позвать на помощь, дверь открылась, и перед Яной возник взлохмаченный и встревоженный отец. Больничная рубашка на нем была криво застегнута, резинка на пижамных штанах тоже была накручена в странную колбаску.

— Яна! — изобразил