Вряд ли от озноба, скорее от нервного тика.

— Джаз, — представилась она.

У нее были очень румяные, почти пунцовые щеки. Плотное мешковатое худи прикрывало выцветшие розовые легинсы. Мы с Наоми шагнули за порог и назвались, пока Джаз закрывала дверь на цепочку.

— Идите за мной. — Она включила маленький фонарик и повела нас вперед, будто капельдинер.

Мы прошли через вестибюль и очутились в одном из залов старого кинотеатра, где бомжи устроили место ночлега. Ряды кресел устремлялись к черному прогалу, где раньше висел экран. Из-за света переносных ламп казалось, что время здесь застыло. Рядом пролегала оживленная магистраль, но благодаря звукоизоляции возникало ощущение, что мы попали в заброшенное бомбоубежище перед концом света. Бородач разговаривал с группкой из пяти-шести бродяг. Они недоверчиво косились на нас, а при нашем приближении замолчали.

— Говорите, — сказала Джаз, по-прежнему подергиваясь и глядя куда угодно, только не на нас.

— Мы ищем девушку, — сказал я. — Или информацию о ней.

— Кроме нас, тут никого нет, — сказал бородач.

Джаз положила руку ему на плечо.

— С чего вы решили, что она здесь?

— Отследили ее телефон, — сказал я.

Бродяги переглянулись.

— Послушайте, мы на вашей территории. У вас есть полное право послать нас куда подальше, но у девушки неприятности…

— Какие? — поинтересовалась Джаз.

— Хуже не бывает. Несколько дней назад она оказалась на месте жестокого преступления, и теперь ее ищут опасные люди.

Атмосфера в зале как-то изменилась.

— Какие опасные люди?

— Не могу сказать, но…

— Откуда мы знаем, что вы не опасны? — спросил бородач.

— Потому что нам проще было бы явиться сюда со спецназом. Выломали бы дверь и загребли всех за пять минут.

Один из бродяг шагнул ко мне. Похоже, я описал не гипотетический сценарий, а реальные события, которые многим из них довелось пережить.

— Я не угрожаю, просто говорю, что есть разница.

— Какая она из себя? — спросила Джаз.

— Примерно твоего телосложения, возраст от двадцати до тридцати пяти. Но самое главное, у нее татуировки на лице. — Я достал из кармана распечатку фоторобота и протянул бродягам, один из которых ее взял. — Фото нечеткое, у нее вокруг глаз пентаграммы, ну, звезды.

Бродяги смотрели на фотографию. Один из них попятился к креслам, обогнул их и, не сводя с меня взгляда, вышел из зала.

Вскоре за ним последовали остальные.

— Что, тревожный звоночек?

— Да не звоночек, а чертов колокол. — Бородач тоже попятился прочь.

Джаз вернула мне фотографию и кивнула:

— Да, она здесь была.

— Была?

— Ушла. Она приходила, пыталась вещи забрать, но меня тут не было, так что…

— Какие вещи? — спросила Наоми.

— Сумку, — ответила Джаз. — Наверху есть комод, а ключ только у меня. Так что открыть было некому.

— Значит, вещи остались здесь?

Джаз кивнула.

— Как ее зовут, знаете?

Джаз поглядела на бородача.

— Представилась как Эстер, — сказала она. — Но никто из нас ее не знает. Пробыла тут пару ночей.

— К вещам прово́дите? — спросила Наоми.

— А у меня есть выбор?

— Нет, если хотите ей помочь…

Джаз задумалась, потом кивнула и пошла к выходу.

Мы пошли было за ней, но бородач крикнул нам вслед:

— Обоим идти не обязательно!

— Я пойду, — сказал я, прежде чем Наоми успела возразить.

Джаз провела меня к узкой лестнице и вновь включила фонарик.

В последний раз я приходил сюда, когда кинотеатр еще работал, в Рождество, четыре или пять лет назад. В легком подпитии зашел с улицы и попал на утренний сеанс «Этой прекрасной жизни»[13]. После выпил в баре и обошел три этажа художественной галереи, не пропустив ни одной из картин, относящихся к столь новому искусству, что на них, наверное, еще краска не высохла. Воспоминание было приятным.

Потом вышел на улицу и позвонил на телефон доверия.

Спустя минут двадцать психолог, похоже, сам готов был совершить самоубийство. Сейчас все это казалось таким далеким, будто происходило не со мной. Мысли перескочили к сегодняшнему телефонному звонку насчет какой-то Кристин Фэрроу, которую поместят в психбольницу. Дальше почему-то вспомнилось, как Наоми смотрела на меня весь день. Пыталась предугадать, в какое из двух состояний я впаду на этот раз: в ярость или в паранойю.

Наверное, я все же был сыном своей матери.

Джаз достала ключ и отперла дверь. Судя по трясущимся рукам, у нее была либо ломка, либо она недавно завязала. В общем, побывала в аду. Я понял это, потому что сам несколько раз проделал такой же путь. Джаз присела на корточки, пошарила в ящике комода и вынула оттуда грязно-белый рюкзак.

— Вот. — Она протянула его мне.

Внутри лежал зеленый спортивный костюм, который был на Эстер в больнице. Засунув руку глубже, я нашел телефон. В душе затеплилось облегчение. Что делать дальше — непонятно, но хотя бы подобие контроля над ситуацией.

— Спасибо, — сказал я.

Мы оба вздрогнули от неожиданности, когда мой телефон завибрировал. Звонила Наоми.

— Возвращайся, — прошептала она. — Немедленно.

Наоми ждала около лестницы, загораживая путь к выходу.

— Улицу перекрыли, — сообщила она. — Наверное, напали на след, потому что там четыре-пять машин ГБР.

— Черт. — Я попытался собраться с мыслями.

Джаз смотрела то на меня, то на Наоми.

— Что за ГБР?

— Группа быстрого реагирования, — пояснил я.

Она бросилась к двери, но я схватил ее за руку.

— Нет времени паниковать. — Я посмотрел на Наоми. — Где остальные?

— В зале.

— Джаз, если мы скажем им, что происходит, они могут отреагировать неадекватно и кто-нибудь пострадает. — Я выпустил запястье Джаз, и она сердито потерла руку. — Давай я лучше выйду на улицу и поговорю с полицией.

Она кивнула, но ее по-прежнему сильно трясло, а щеки побагровели.

Я просчитывал варианты.