барак, переделанный в общагу малосемейку, не претерпел никаких метаморфоз за время моего отсутствия. Стены грязно-желтого цвета, непристойные граффити и скабрезные надписи по ним, огромная лужа в тоненькой ледяной корке посреди двора, перманентно сломанные лавочки перед подъездом и фрагментарный асфальт тротуара, густо усыпанный шелухой от семечек в любое время года, плюс живописно разбросанные пивные банки и бутылки. Каждое утро, сколько помню, вот такая картина. Местная шпана почему-то именно наш двор неизменно выбирала для своих ежевечерних посиделок. Скорее всего, потому что в нашем доме жили только пенсионеры да матери одиночки, которые гнать их отсюда не решались, и в полицию звонить бесполезно, а то и опасно. Или вовсе никто не приедет, а если и приедут, то потом вызвавшему или дверь подожгут, или клеем замок зальют. Придумают, короче, как отомстить.

– У-у-у, прямо ностальгией махровой запахло, – протянул ведьмак, покинув салон и оглядевшись. А я от него уже ожидала прямо презрительного замечания о задрыпанности местной. – Чуть не в копейку помойка, на которой я вырос. Только тогда на стенах и заборах по большей части на русском матерном писали, а сейчас вон на аглицком ломаном. Полиглоты, блин, ущербные.

Было раннее утро, и никого вокруг не наблюдалось, прохладой вне салона мигом пробрало до костей. Черт, я же своих не предупредила, что не одна явлюсь. Может, они и не готовы к гостю ни свет ни заря. Но и сказать “а не поторчишь ли ты пока в машине, друг Данила” тоже как-то невежливо. Короче, хоть как неловко.

– Василек, ты чего мнешься и сопишь? – спросил Лукин. – Иди на разведку что ли. Не валиться же как снег на голову сосранья.

Я благодарно глянула на него и потопала к подъезду. Но не успела еще войти в дверь, как оттуда выскочила тоненько визжащая Ленка, прямо в своей цыплячье желтой пижаме и домашних тапках, и повисла у меня на шее. Мы закачались, закрутились на месте, тиская друг друга, едва ли не душа. Я полной грудью вдохнула ее запах – запах родного дома, и слезы сами собой брызнули из глаз.

– Я знала! Не спала! – Судя по тому, как громко сказала это в мое ухо сестра, аппарата слухового на ней сейчас не было. – Приехала! Я так соскучилась, Люсек!

– Я тоже, Леночек, – засмеялась я сквозь слезы, наконец отстраняясь.

– Вот что значит родная кровь – не водица, – заявил так и стоящий у авто ведьмак. – Золотая у вас, видать, генетика, Люська.

Сестра его не заметила, похоже, а услышать вовсе не могла, но зато я прекрасно увидела, каким взглядом похотливой скотины шарит он по ней, и вмиг закипела.

– Даже думать не смей! – произнесла беззвучно, сощурившись на него зло. – Прокляну!

Сестра, заметив наконец мои гримасы, обернулась и, естественно, тут же вспыхнула.

– Научись сначала, проклинательница великая, – фыркнул насмешливо ведьмак и галантно склонил голову, приветствуя Ленку.

Реакция была ожидаемой. Сестра жалобно пискнула, краснея до пунцового, и вихрем унеслась в подъезд.

– Что я сделал-то? – поднял светлые брови Данила.

– Ленка у нас чужих людей очень стесняется и даже боится. Особенно когда она без аппарата.

– Хм…Она не слышит? – нахмурился ведьмак. – Ну да, ты же урожденная, ожидаемо.

– Какая связь? – насторожилась я.

– Простая. Кому-то все, а кому-то или крохи, или вовсе ничего. Обычное дело.

Я вспомнила сразу наш разговор в ресторане с Егором. Тот самый, когда он расспрашивал о моей семье. Кому-то все… Это мне типа все, а Ленке и покойной старшей сестре…

Мое зависание прервал оклик мамы, которая распахнула окно на втором этаже.

– Люсенок мой, ну что же ты!

Я увидела ее лицо и забыв обо всем, ломанулась вперед, птицей взлетая по щербатой лестнице. Увидев ее в дверном проеме, кинулась на шею и затараторила, как прорвало. Что скучала страшно, что мне их не хватало, что теперь столько могу, что заберу их отсюда…

– Тише, дочунь, ну куда ж тебя понесло-то! – огладила мои мокрые щеки мама, останавливая бессвязный поток моего сознания. – Давай, гостя зови в дом, не дело же человека на улице держать. Я вам сейчас позавтракать соберу.

– Он не человек, – ляпнула я сходу.

– Вот как, – перестала улыбаться мама и внимательно посмотрела мне в глаза. – Насколько все плохо, Люсенок?

– Что? Нет, не плохо… То есть, все очень странно и опасно, мама, но Данила не враг. – Наверное. Скорее всего. – Он мне помогает.

– Ну раз так, то и зови его давай. А я бабулю наберу как раз. Посмотрим на помощника твоего.

Я пошла за Данилой, ощущая все большую неловкость. Как-то я по дороге не размышляла, что будет по приезду.

– Ну что? – спросил ведьмак, кивнув на наши окна. – Мне велели убираться?

– Нет, мама тебя приглашает на завтрак.

– А чего ты так выглядишь, будто тебе под шкуру соли сыпанули, Люськ?

– Я никогда не приводила домой парней… мужчин. – Я даже поежилась, осознав, что это так. И еще считанные какие-то дни назад я думала, что к Новому году приеду сюда с Вадиком. Знакомиться.

– Ух ты! То есть я первый? – расплылся в довольном оскале ведьмак. – Ясно, проникся торжественностью момента и постараюсь не подкачать. Обещаю вести себя идеально, смотреть на тебя влюбленными глазами и изображать будущего брутального подкаблучника.

– Брутального подкаблучника? Это еще как?

– Ну, это как те самые альфачи в ваших девичьих романах, которые такие адские жестюки и акулы бизнеса, а для своей единственной с золотой … кхм… – мягкий прикроватный коврик и ласковый котик.

– Чушь какая-то. Не надо ничего такого, Лукин. Ты не мой мужчина, и не нужно им притворяться, хорошо? Уж не для моих родных точно.

– Океюшки. А кем мне тогда притворяться?

– Да никем, Данила. Просто будь собой.

– Ладно, – пожал он плечами беспечно. – Сама попросила.

Я подозрительно покосилась на него на лестнице, спрашивая себя, не ошиблась ли с просьбой. Но все пошло нормально, и уже через пять минут мы сидели плечом к плечу в крошечном кухонном закутке нашей большой комнаты и наблюдали за появлением перед нами тарелок со всевозможными вкусняхами.