спросить у девушки имя. Её звали Инес, она была третьей дочерью местного сторожа. С четырнадцати лет находилась в услужении Андерсонов, считала, что с хозяевами ей повезло, но всегда мечтала увидеть мир вне поместья.

— Все слышали о Чёрном замке. Говорят, он и правда сложен из чёрного камня. А ещё его окружает чёрный-пречёрный лес, в котором живут злые духи и привидения.

Даже о привидениях Инес говорила с энтузиазмом. Она улыбалась, ей явно нравилась идея отправиться в путешествие. И герцога она не боялась.

— Я всего лишь скромная девушка, а он важный человек. Думаю, Его Светлость даже не заметит моего присутствия в своём замке.

В замке герцог, возможно, её бы и не заметил, но, когда мы вчетвером сели в карету, внимание обратил. Инес села рядом со мной, Макария — рядом с герцогом. Всем хватило места, но четыре человека в маленьком пространстве кареты — это не два. Плюс Люська, конечно, но кошка никого не стесняла — ехала у меня на руках.

— Вам не следовало брать с собой горничную и столько вещей также не стоило брать, — высказал герцог юной невесте. — Или вы думаете, что я не смогу обеспечить вас всем необходимым, включая слуг? Мне казалось, я ясно выразился, что вам следует делать. Или вам не передали моих требований?

Макария ответила ровно, глядя на сложенные на коленях руки:

— Прошу прощения, если показалось, что вещей много. Я взяла лишь то из одежды и мелочей, что будет напоминать мне о доме и тех, кого я здесь оставляю. Я почти всё раздала сёстрам, чтобы они почаще обо мне вспоминали. Благодарю, что заботитесь обо мне, Ваша Светлость.

Я представила, что в такой ситуации сказала бы моя Анжела, и невольно усмехнулась. Моя дочь даже слишком вежлива и деликатна, но тут, уверена, она бы не преминула расставить все точки над «i».

Макарии не нравился герцог, но она вела себя послушно, будто кукла. Словно кто-то невидимый стоял над нею и дёргал за верёвочки. Что любопытно, за всё это время Макария так и не решилась хотя бы раз посмотреть будущему супругу в лицо.

— Говорите, Лина, — сказал герцог. — Вижу, вы жаждите высказаться.

— Зачем же портить вам настроение? — Я взглянула в окно, на проплывающие мимо нас заснеженные поля.

— Обычно вас это не останавливает. Так что давайте, выскажетесь уже.

— Не буду. — Я улыбнулась ему. — Хотя нет, скажу. Если однажды Макария подсыплет вам яду в чай, не удивляйтесь. Даже страстно влюблённая в вас женщина, обращайся вы с ней так, как сейчас обращаетесь со своей юной невестой, не избежала бы соблазна пожелать вас убить.

— Ваша искренность необыкновенно бодрит, — произнёс он тягучим тоном.

Я опустила взгляд на кошку, почесала кончиками пальцев между треугольными ушками.

Не такой реакции я ждала. Он флиртовал со мной. Его явно забавляли мои слова. И вот это уже было опасно.

Герцог стукнул тростью в потолок и потребовал:

— Эй, поторопись!

— Но нам ехать неделю, если я не ошибаюсь.

Вот не хотела ничего говорить, а вновь открыла рот. И Макария, и Инес сидели немые, как рыбы. Одна я герцога развлекала.

— К утру мы будем в Чёрном замке, — пообещал герцог.

Макария взглянула на меня, сделав большие глаза. Сама молчала, но взглядом умоляла меня продолжать задавать вопросы.

Не понимаю эту девчонку! У самой что, языка нет?

— Но это ведь невозможно, Валентайн. Или мы переместимся порталом?

— В вашем состоянии перемещаться порталами невозможно, Лина. — Герцог лукаво улыбнулся. — Потерпите немного. Позвольте мне вас удивить.

51

Число магических мотыльков под потолком кареты уменьшилось, и света стало мало, чтобы с комфортом читать. Макария и Инес дремали или притворялись спящими. Герцог также прикрыл глаза, и я отвернулась к окну — единственной возможности как-то развлечь себя, пока карета, покачиваясь, катилась к неведомой цели.

Дорога шла между полей и лугов, заснеженных и потому светлых даже в ночные часы. Пейзаж выглядел призрачным, будто кто-то готовился рассказать нам необыкновенную историю. О том, как, например, из-под покрова тёмного леса на поле вылетает призрачная охота. Или девушки в белоснежных платьях возникают как из ниоткуда, чтобы танцевать под серебряным светом луны, творя неизвестные ритуалы.

— О чём вы думаете, Лина, когда так таинственно улыбаетесь?

Валентайн смотрел на меня с любопытством. Разреженный свет смягчил черты волевого лица.

— Я думаю о неизвестной цели нашего бегства посреди ночи, о волшебстве лунного света и прекрасных пейзажах, за которыми могут скрываться чудесные истории. А почему вы спрашиваете?

— Потому что ваши ответы как минимум любопытны, как максимум — заставляют посмотреть на мир другими глазами.

— Но в этот раз потрясти вас мне не удалось.

С некоторых пор мне удавалось угадывать его настроение, вот как сейчас.

— Увы, — Валентайн усмехнулся. — Вы романтичны, как многие женщины. Это подтверждает ваше стремление видеть в обычных вещах нечто ценное и прекрасное. В реальности ничего этого нет. Всё волшебство этой ночи кроется лишь в вашем воображении.

— А вы его лишены?

— Я вижу жизнь такой, какая она есть. Магия — всего лишь инструмент достижения конкретных целей, а волшебство, о котором вы сейчас говорили — иллюзия. Я бы даже сказал, что эта иллюзия вредна для вас, ведь она занимает ваш ум и ничего не даёт в практическом плане. Бесполезная игра ума, вот чем вы позволяете себе заниматься.

— Возможно, вы правы, и волшебной эту ночь делает моё воображение. Но вы неправы в том, что способность видеть и чувствовать несуществующее не имеет ценности.

Его глаза блеснули.

— Докажите, — произнёс он слишком быстро для скучающего человека.

— Легко. Поговорим о любви. Влюбляясь, мы начинаем видеть в любимом человеке массу достоинств. Иногда мы домысливаем, придумываем его совершенства. Мы склонны преувеличивать красоту, доброту, благородство. Мы отвергаем всё тёмное, скучное, злое, что могло бы быть и, скорей всего, есть в этом человеке. Мы идеализируем, восхищаемся любимым, мы так сильно чувствуем, что ради него готовы рискнуть всем, что имеем.

Снисходительная улыбка исчезла с лица герцога.

— И что в этом хорошего? — спросил он резким тоном. — В чём ценность этого самообмана?

— В том, что он дарит нам самую большую, самую сильную мотивацию жить и бороться за счастье — своё и любимых людей.

Он молчал,