Она сжала губы.

Перл подошла к ней.

– Бедная Мириам, я могу помочь?

– Ой, нет, – сказала она мягко, с удивлением.

Она внимательно посмотрела на Перл, словно только что увидела ее.

– Ты дрожишь, – сказала она. – Тебе надо обсохнуть.

– Ну хорошо, – сказала Перл.

– Ты хуже, чем дети, – вздохнула Мириам. – Смотри, как запрудила мне кухню.

Перл пошла в библиотеку, где был бар. Восточный ковер перед буфетом с бутылками был весь истерт.

– Я тут не единственная, кто прикладывается к бутылке, – пробормотала Перл, наливая джин в стакан.

Голос Томаса застал ее врасплох.

– Аах, Перл, – сказал он, – твой вид сегодня положительно средневековый. У тебя болезнь того времени, истома и изможденность.

Перл взглянула на симпатичное, невозмутимое лицо Томаса. Взглянула на номер «Атлантика» на кофейном столике.

«Перл, смотри! – выкрикнул ребенок у нее в голове. – Я умею есть ногами!»

Дождь накрыл стекло искусственной ночью, словно темный архангел, а затем поднялся и исчез. В комнату падал тусклый свет прерванного дня.

Перл игнорировала Томаса. Она перевела взгляд на пол. За баром стояла мусорная корзина, сделанная из ноги носорога. В ней валялась смятая жестянка от газировки. Когда-то, наверно, этот носорог был прекрасным животным, хотя все, что он мог сделать, чтобы защититься, это изменить свою внешность до неузнаваемости. Перл стало от этого грустно.

Она вышла из библиотеки и начала осторожное восхождение по лестнице, стараясь не пошатнуться и не пролить стакан. На стене был алфавит, составленный из кривых веточек, приклеенных к куску гипрока. Идея его смастерить пришла на ум Трипу в три года. И еще там был рисунок по кафелю, выполненный Свит. На нем творилось что-то явно плотское.

К тому времени, как она достигла первого пролета, джин почти кончился. Она не помнила, чтобы прикладывалась к стакану, но не помнила и того, чтобы джин стекал у нее по ноге.

На втором пролете Перл сориентировалась по книжному шкафу, в котором стояли старые фотографии вперемешку с редкими первыми изданиями. Фотографии острова вековой давности. Семья сквозь поколения. Сплошь леди и джентльмены, в лодках и на лужайках. Дети, счастливо скалящиеся над чем-нибудь. Барбекю за каменным домом. Люди смотрят в яму, над которой крутится какое-то обуглившееся животное. Ветвь дерева, на которой сидят десять человек. И пейзажи, множество пейзажей. И конечно же, в центре всего этого отец-основатель, Аарон, и непутевая ма.

До того как у нее пошли дети, Эмма баюкала кроличьи шкурки и пела им.

Перл никогда не проходила мимо, не взглянув на фотографию Эммы. Ей представлялось, что между ними имеется некое карикатурное сходство. Ничего конкретного, но что-то такое, в общих чертах. Возможно, дело было просто в ее худобе. В тенях под глазами.

Разве не так почти со всеми, подумала Перл… мыкаемся со своими проблемами, живем и умираем столько лет, пока все это тянется, а в итоге нас будут помнить те, кто совсем не знал при жизни, по единственной фотографии, возможно совсем не похожей на нас…

Кто-то из детей оставил на верхней полке недоеденный крекер. На нем был намазан банан или что-то еще. Перл взяла его и положила в рот. Перл любила доедать всякую всячину за детьми. Она подбирала надкусанные яблоки, сливала остатки молочных каш себе в рот, жевала хрящи на костях из детских тарелок. Ей нравилось смотреть, как едят дети – с открытыми счастливыми ртами.

Перл одолела последние ступеньки и прошла по коридору к своей комнате. На комоде у нее стояли бутылка джина и бутылка хинина. Она налила немного джина в стакан. Посмотрела на бутылки и вздохнула.

Она повернулась к ванной и увидела на полу жука, старательно пересекавшего комнату. Он был размером с фасолину, с матово блестевшим тельцем и занятными раскрытыми жвалами. Крылья были прозрачными. Глаза торчали на антеннах.

Будет пополнение для коллекции Ашбела, мелькнула мысль у Перл. Жук скользнул ей под ногу. Она услышала хруст его панциря.

Дом выглядел чистым и прибранным, но он таким не был. Здесь имелись грязные, иррациональные вещи. Низшие формы жизни, уносившие добрые намерения и жажду счастья.

Перл вошла в ванную на цыпочках и стерла насекомое с подошвы. Она открыла воду в ванной, сняла бикини и села голой на сиденье унитаза, потягивая джин и глядя, как набирается ванная. Перл тихонько напевала.

Она опустилась в ванную. Она дрожала и погрузилась до самой шеи. Она глотнула еще джина и поставила стакан на крышку унитаза, тактично скрывавшую его функции. Унитаз был оправлен в плетеный стул с откидным сиденьем. Чье-то понимание пристойности. На кафеле за унитазом виднелся потек. В моменты легкомыслия он напоминал ей ангела. Или, как минимум, ту часть ангела, где были крылья. А чем еще отличались ангелы? Младшие божки. Кто там – девочка-ангел или мальчик-ангел? Сложно сказать. Как со змеями. В этом тайна. Как это делают змеи?

Перл намылила свое костистое лицо. Ей стало чуть получше. Она закрыла глаза. Завтра день рождения детей. Она должна выбраться в город и купить что-то каждому из них. Ясное дело, она должна подарить что-то Сэму, как-никак родному сыну.

Она почувствовала легкую дурноту и откинула голову. Вода плескалась у нее в ушах.

Семь лет. Томас говорил, что в семь человек получает эмоции, которые будут вести его впредь. Томас говорил, что в семь ты перестаешь быть ребенком и получаешь лицо, по которому тебя будут узнавать или не будут.

Когда Перл было семь, она с родителями поехала на лето к морю и лежала на песке, чувствуя, как волны мягко набегают на нее. На самом деле она не просто лежала, а воображала себя жертвой кораблекрушения, совершенно бездыханной. Ну или почти. В остальное время она занималась тем, что прыгала на кровати у себя в комнате, раздевшись догола, с леденцом во рту, и боролась с собой. Она совершенно не знала себя. Не имела ни малейшего понятия, в свои-то семь лет.

Вода остыла. Перл вылезла из ванны. Она начала одеваться, забыв вытереться. Помедлила, глядя на кровать, бутылки, окно, за которым простиралось море, глянцевитое и серое, оделась полностью и натянула туфли. Глядя на себя в зеркало, она поняла, что оделась не столько к обеду, как на прогулку. Пожалуй, она не будет сегодня обедать. Алкоголь заменял ей пищу. Какая разница? Она съест завтра оладушек. Она терпеть не могла сидеть за обедом. Терпеть не могла картину Жерико над буфетом. Двадцать лошадиных задниц, нависавших над ними за едой каждый вечер.

Перл вышла из комнаты и спустилась к самому сердцу дома. Она услышала голос Томаса.

– …более продвинутый, чем Солери. Он очень увлечен терморегуляцией, созданием экосистем, функционирование которых не зависит от внешних энергоисточников. Я бы хотел поэкспериментировать здесь с чем-то подобным… Я…

Перл закатила глаза.