Глупо поддаваться этому чувству, будто школьница, которую не взяли в клуб клевых девчонок, но Карен это всегда задевало. Она никогда не была близка с матерью. Впечатление создавалось такое, что мама держит с ней дистанцию, хранит от нее какие-то секреты.

«Но с Лорен-то она с радостью делится, со своей драгоценной внучкой», – подумала с обидой Карен. Даже когда эти двое ссорились, как сейчас, женщину все равно оставляли где-то в стороне.

Не добившись ответа от матери, Карен поднялась наверх, постучалась в дверь Лорен и потребовала объяснений. Но девочка лишь отмахнулась: «Это между мной и бабушкой».

В эту секунду Карен хотелось, чтобы слова можно было вытянуть из глотки дочери – вытащить их на белый свет одной лишь силой мысли.

Но как долго бы женщина ни прожигала взглядом шероховатое дерево двери, девочка не выходила и не делилась проблемами. И тяжело было отогнать мысль, что дело в том, что она плохая мать и, если бы Лорен больше ее любила, больше ей доверяла, все сложилось бы иначе. Девочка должна была в слезах броситься в мамины объятия, а вместо этого она пробежала мимо.

И так было всегда. Даже когда Лорен была маленькой, она обращалась к отцу, а не к матери, если ссаживала коленку или ударялась головой. Дочь никогда не хотела говорить с Карен, выворачивалась, когда мама пыталась ее пожалеть или чмокнуть в щеку.

Зато, когда родился Дэвид, он был настоящим чудом. Малыш всегда был рад пообниматься, обожал, когда его носили или держали за руку. Мальчик так много времени проводил с Карен, что Джо однажды мрачно проворчал, будто растет «маменькин сынок».

– И чего такого? – возмутилась женщина. – Почему ему нельзя предпочитать меня тебе?

– Не хочу, чтобы он вырос тюфяком, вот и все.

В глубине души Карен было все равно, вырастет ли Дэвид «тюфяком», но мужу она ответила лишь: «Он же еще ребенок», – и тот умолк.

В какой-то степени раздражение Джо можно было списать на то, что в три года мальчик наотрез отказался уделить хоть капельку внимания крохотной бейсбольной перчаточке и мягкому резиновому мячу, которые ему купил отец.

Дэвиду неинтересно было ловить брошенный мяч или бегать за ним по двору, если принять подачу не удавалось. Раздражение Джо лишь нарастало, когда сын отвлекался на пчел, гудящих в клевере, и червей, выползших на лужайку. По мнению отца, мальчикам не полагалось интересоваться природой. Единственное, чем пацан должен заниматься на улице, – валяться в грязи во время игры в футбол и все в этом роде.

А вот Лорен с радостью принимала подачи Джо и бросала мяч назад достаточно сильно, чтобы отец отвесил ей самый – по его мнению – почетный комплимент: «Бросаешь не как девчонка».

На этих словах лицо Лорен просияло, а Карен лишь хотелось спросить: «А что плохого в том, чтобы бросать как девчонка? Что плохого в том, чтобы быть девочкой и любить девчачьи вещи? Мы чем-то хуже тебя? Почему ты считаешь Лорен лучше из-за того, что она ведет себя иначе, чем я?»

Но она никогда не высказывала ничего подобного, потому что Джо никогда не слушал. А если бы и слушал, то не понял бы.

Карен оставила Лорен в покое до вечера.

– Можешь сходить и передать сестре, что ужин будет готов через десять минут? – попросила она Дэвида. Он рисовал в раскраске за обеденным столом.

– Халашо, – ответил малыш и соскочил со стула. Его босые ножки зашлепали по полу и вверх по лестнице.

Карен убрала раскраску и мелки на буфет, чтобы накрыть на стол. Когда женщина выкладывала последнюю вилку, она смахнула рукой пот со лба: сегодня на ужин запеченная курица с морковью и картошкой, хотя из-за жары включать духовку не слишком хотелось.

Но от курицы всегда что-то остается. А значит, получится два, а то и три блюда по цене одного.

Салат с курятиной, куриный суп. Может, даже энчилада с курицей? Зависит от того, сколько останется.

Она никогда не простит Джо за то, что он отказался от страхования жизни и ничего ей не сказал. Никогда.

И никогда не простит мужа за то, что он все равно каждый раз снимал со счета деньги на ежемесячные взносы и тратил на Бог весть что. Наверняка, на оплату гостиницы для своей шлюхи.

Теперь Карен приходится растягивать их скудные сбережения, пока Дэвид не пойдет в детский сад и она не сможет устроиться на работу хотя бы на полдня.

А что если попросить Софию с ним посидеть? Но есть ли смысл отдавать половину зарплаты няньке?

Каждый раз, когда Карен задумывалась про финансы или будущее, ее сердце сжималось. Как ни посмотри, вариантов их возможного будущего было крайне мало, и все они были скверными.

Лорен ненавидела, когда мама говорила, что не может купить ей такие же джинсы, как у Миранды, или кроссовки, которые сделают ее «своей» среди школьников. Но Карен не могла позволить себе такие траты – им нужно чем-то питаться.

И в ответ на эти слова дочь всегда смотрела на нее с такой ненавистью, которую приберегала лишь для матери – в этом взгляде читалось, что Карен ущербна буквально во всем.

Ножки Дэвида пошлепали вниз по лестнице и по коридору. Он остановился в дверях:

– Лорен сказала, что не голодна.

«Нет уж, этого я терпеть не стану», – решила женщина и сказала Дэвиду:

– Хорошо, милый. Я поговорю с ней.

Курице оставалось еще несколько минут, так что Карен взбежала по лестнице и, тяжело дыша, приказала дочери:

– Ты спустишься на ужин.

– Я не голодна, – ответила Лорен. Без интонации. Без уважения.

Карен сделала глубокий вдох, чтобы не пнуть дверь. Иногда она ощущала себя такой беспомощной перед лицом своей дочери, что хотелось крушить все вокруг.

– Я не собираюсь спорить с тобой через дверь. Ты или спустишься, или не получишь карманных денег на следующий месяц.

Мать повернулась на пятках и двинулась вниз, как раз когда звон таймера оповестил ее, что курица готова.

И когда через пару минут Лорен завалилась на стул, Карен похвалила себя за то, как хорошо справилась с этой ситуацией. Даже если выражение на лице девочки скорее подходило для конца света или дня смерти кого-то из членов группы Duran Duran.

Но если Лорен так и будет гонять морковку по тарелке, Карен за себя не отвечает. Дочь вела себя так, будто ее ядом кормят.

Дэвид непонимающе смотрел на сестру – сам он закончил ужин с большим удовольствием, как обычно. Мальчик всегда хорошо ел. Он не был из тех детей, которые не желают переходить с бутылочки на твердую пищу. Что бы Карен ни зачерпнула ложечкой из банки «Гербер», Дэвид кушал с радостью.

Он всегда был ее счастливым малышом. У Лорен же в младенчестве вечно были колики, в детстве – истерики, в начальной школе – дурное настроение. И вот теперь она стала озлобленным подростком, и Карен порой была не против поменять ее на другого ребенка.