– Кто?

– Генерал Кордава. Кордава Нестор Пантелеймонович.

– Кто он?

– Военный разведчик, генерал-майор, затем генерал-лейтенант. Он возглавлял у меня разведку и контрразведку в Персии.

– Где он сейчас?

– Не знаю. Но его надо найти. У него – концы многих нитей. Он занимался агентурной разведкой, его группа разбирала дела САВАК, те, которые уцелели. Уцелело немного… но кое-что уцелело.

– Я найду его.

– Подожди…

Я вырвал из лежащего на столе блокнота бумажку, карандашом (ручки в «пузыре» не использовались, в ручках великолепно монтируются подслушивающие устройства) черкнул пару строк на фарси.

– Пусть ему отдадут это. Он поймет, что от меня.

– Что это?

– Пара слов. Постороннему человеку они ничего не скажут.

– Хорошо… – Ксения послушно забрала бумажку, – когда ей надо, она может быть очень, очень послушной.

– Где Нико?

– В Швейцарии, я же сказала.

– Кто его охраняет?

– Лейб-гвардия. Больше некому.

Я написал еще одну записку, на сей раз на немецком.

– Аллея Кайзера Вильгельма, двадцать семь. Запомнила?

– Запомнила. Что там?

– Скажешь – лично оберсту Гансу Зиммеру. Он даст тебе людей, хороших людей. Бывшие горные егеря, дивизия «Эдельвейс»[33]. Пусть двое-трое будут не дальше нескольких метров от тебя и от Нико.

– Ты понимаешь, о чем просишь? Если узнают…

– Обязательно узнают. Ты что думала, что можно задумать такое и это не коснется лично тебя? Доверять нельзя никому, мы воюем против русской самодержавной власти! Ты этого еще не поняла?

Оберст Зиммер был моим конкурентом – конкурентом «Трианон ЛТД», но таким конкурентом, который стоит любого друга. Германец до мозга костей, упертый как вол, по его шрамам можно изучать историю Африки. Он не просто немец – а немец, родившийся в Германской Юго-Западной Африке[34], в таких местах, где обычная смерть – милость. У него есть честь… и совершенно нет инстинкта самосохранения. При встрече он может не долго думая дать мне в морду, как и я ему, но если я доверю ему Ксению и Нико – он костьми за них ляжет, потому что именно так его научили в его чертовой германской Африке, про которую он любит петь свои гнусавые, доводящие окружающих до нервного срыва песни.

– Сама тоже не возвращайся… Если станет жарко – я тебе скажу. Варианта два – Южно-Африканская Республика или Аргентина. И там, и там – относительно безопасно.

– И что я там буду делать?

– Изучать местные этносы. И убери от себя этого прыщавого ублюдка Толстого. Он выводит меня из себя.

– Меня же не выводит из себя твоя американка!

– Каждый думает в меру своей испорченности. Этот «граф» – слово «граф» я произнес так, будто имел основания сомневаться в графском достоинстве Толстого, – не просто придворный шаркун. Он на тебя и стучит. Кстати, он многое знает? Судя по его вступлению, да.

– Он знает только то, что должен знать.

– По крайней мере факт нашей встречи он знает, то, что мы спускались в «пузырь», – тоже. Милая, предают всегда в пользу сильных, не забывай. Если он и не предал еще, то не преминет это сделать, как только вернется в Санкт-Петербург. Тем более ему есть что сказать новому начальнику дворцовой стражи. Да… пока не забыл.

Я написал третью записку, на сей раз по-русски.

– Вот место, где я жду Нестора Пантелеймоновича. Семь дней. После этого – все.

– Может… стоит указать место подробнее?

– Нестор Пантелеймонович найдет. Запомнила?

– Да.

Я сунул бумажку в карман.

– Пошли. И выше нос – мы одни против всего мира.

– Вот теперь я тебя узнаю…

Но у меня поддерживать игривый тон Ксении не было никаких сил.

Из Берлина я вылетел в Цюрих по своим подлинным документам, взял открытый билет, переплатил, но вылетел немедленно. Цюрих – Берлин – одна из самых загруженных авиационных трасс мира, и на ней я имел возможность насладиться комфортом нового двухпалубного «трансъвропейского» двухмоторника «Юнкерс-400». Полет продолжался чуть меньше часа, в Европе все полеты очень коротки, Европа вообще вся – большая деревня. Это у нас – полдня в полете.

В Цюрихе я опять заметил за собой слежку – сработали быстро, видимо, кто-то контролирует купленные билеты – они не прилетели со мной на самолете, они ждали меня в Швейцарии. Немного поводив их по аэропорту, пройдя демонстративно мимо свирепо-неподкупных швейцарских полицейских, я сделал вывод, что это – не местная контрразведка. Кто – определить не мог, но что-то подсказывало мне, что это свои.

Русские.

Отрываться здесь или в городе? Решил в городе. Прямо в аэропорту арендовал у Герца старый «Опель», выезжая со стоянки, заметил за собой хвост – в темно-синем «Вандерере». Машина такая, какая в Швейцарии популярностью не пользуется – это в Германии нужны практичные машины для бюргеров, а здесь – важен полный привод и мощный мотор, дороги здесь в основном горные, как на ралли едешь. Можно было бы помотать… но раз свои – мучить не буду. Сделаем все быстро.

Оторвался от них я на Банхофштрассе, в районе так называемого «треугольника» – средоточия торговли в Цюрихе, образуемого упомянутой уже Банхофштрассе, Шторкенгассе и Лимматай. На Шторкенгассе я поймал такси, назвал адрес – совершенно не тот, который я намеревался посетить. В том адресе я зашел в кафе. Со вкусом пообедал, только потом попросил хозяина заведения вызвать такси и назвал уже правильный адрес. Все-таки тот, кто привык уже жить в западном мире, может оторваться от гостей здесь в мгновение ока.

Путь мой лежал на ту же самую Банхофштрассе, 36 – там, в старинном здании, с тысяча восемьсот девяностого года работала, приумножая капиталы своих клиентов, одна из самых закрытых финансовых групп мира – «Julius Ber BG». Там я держал на номерных счетах свой неприкосновенный запас – по одному миллиону русских рублей, британских фунтов стерлингов, германских марок, долларов САСШ и десять миллионов швейцарских франков. Это деньги меня сейчас не интересовали, а интересовал ящик, который находился в подвальном помещении банка и который не мог быть вскрыт без моего присутствия и одобрения ни при каких обстоятельствах, ни по какому решению суда. Швейцария не признавала решений и приговоров ни одного суда в мире, а собственный суд свято блюл то, на чем держится государство, – ТАЙНУ. Тайна была тем товаром, которым торгует Швейцария, и ни одному человеку в этой стране не было дела до того, что я храню в подвалах банка «Юлиус Бер».