Четыре года назад, когда Борису поставили диагноз ивыяснилось, что операцию делать никто не берется, я принял удар на себя. Всамом прямом смысле слова. Светке понадобилось около месяца, чтобы осознатьслучившееся и принять его. Весь этот месяц я не отходил от нее, все мои рубашкии джемпера промокли от ее слез, язык распух от беспрестанных разговоров,уговоров и утешений, а душа моя изболелась от жалости и к ней самой, и к еемужу. Борька в это время был в США, куда уехал, чтобы проконсультироваться уизвестного хирурга. Это была их последняя надежда, рухнувшая, когда Боряпозвонил и сказал, что ничего сделать невозможно. И еще он сказал, что у негосейчас трудный период и он останется на месяц у друзей, живущих в Майами,постарается отвлечься, привести в порядок мысли, не говоря уж о том, что теперьон боится лететь самолетом. Он и туда-то лететь боялся, но его подстегиваланадежда на то, что его оставят в клинике, прооперируют и обратно он будетвозвращаться здоровым человеком. Теперь же выяснилось, что здоровым ему нестать, а лететь в Россию все же придется, и ему требуется время, чтобынабраться мужества для этого перелета, который может оказаться последним в егожизни. В общем, Светке было понятно, что он не хочет возвращаться, пока непридет в себя, потому что не хочет, чтобы жена, дети, друзья и знакомые виделиего в таком чудовищном душевном состоянии. И она не возражала против того,чтобы он остался пожить месячишко в Майами, на океанском побережье.

Но только если Борька остался в Штатах у друзей, которыебыли в курсе его проблемы и готовы были ее обсуждать, сочувствовать иподдерживать его морально, то Светка в Москве осталась со своей бедой практическиодин на один, если не считать меня. Она не могла жаловаться подружкам, онабоялась выходить в свет и появляться там, где есть знакомые, потому что знала,что не сумеет скрыть обрушившегося на нее горя. Дома она как-то держалась,чтобы дети ничего не заметили, а когда они уходили в школу, прибегала ко мнерыдать. Я взял отпуск и сидел со Светой целыми днями, сначала в своей квартире,а потом, к вечеру, когда ей нужно было появиться дома, мы вместе шли к ней.Уходил я только тогда, когда она, напившись снотворного, доползала до спальни ивалилась на кровать.

В один прекрасный день она пришла и сказала:

- Боря взял билет, он прилетает через три дня. Игорек,я сейчас вслух скажу одну вещь, только ты не смейся. Мне обязательно нужносказать это вслух. Можно?

- Говори.

Светка помолчала немного, потом повернулась к окну и громкосказала, глядя в небо:

- Господи, я верю, что ты меня слышишь. Если Борисдолетит домой живым, я скажу тебе спасибо и с той минуты буду благодарить тебякаждый день, каждый час за то, что мой муж прожил этот день и этот час. Ябольше не буду плакать и рвать на себе волосы, я не буду впадать в отчаяние,потому что верю, что Боря проживет столько, сколько ты ему отмерил. Как сказалИисус: «Отче, пусть меня минует чаша сия, впрочем, не как я хочу, но как Ты».Пусть будет так, как ты захочешь, а я буду благодарить тебя за все, что ты намдаешь.

У меня в тот момент горло перехватило, и я, здоровенныйдвадцативосьмилетний мужик, с трудом удержался от слез. Светка повернулась комне, и я увидел, что лицо у нее спокойное и просветленное.

- Знаешь, я много думала, - медленно сказала она. - Яничего не могу изменить с Бориной болезнью. И никто не может. Но я могупродолжать быть счастливой. Я могу не позволить горю изуродовать нашу жизнь инашу семью. Я могу сохранить душевный покой детей и Бориных родителей. Я могусделать так, чтобы Боре было легче. И я все это сделаю, чего бы мне это нистоило.

Она сдержала слово. За четыре года я больше ни разу не виделее плачущей из-за Борьки. Света всегда улыбалась, с готовностью смеялась надшутками и анекдотами, радовалась жизни, заботилась о муже и детях и каждый раз,услышав по телефону голос Бориса, говорила: «Спасибо тебе, господи». И только яодин знал, что творилось в ее душе, когда Борис не отвечал на звонки, и чего ейстоило в такие минуты продолжать улыбаться, поддерживать разговор и непоказывать охватывающего ее ужаса. Она стала настоящей мастерицей уверток,потому что надо же было как-то объяснять и детям, и знакомым, почему ониперестали отдыхать на средиземноморских курортах и почему больше не ездят зимойв Альпы кататься на горных лыжах, почему Борис не полетел с «Ночными рыцарями»на конкурс Евровидения и почему не выпил даже глотка водки на поминках давнегодоброго знакомого. При этом ссылаться на проблемы со здоровьем никак нельзя,вот и крутись, как умеешь. И Света научилась. Научилась врать, научиласьдержать лицо и быть искренней и заинтересованной собеседницей даже тогда, когдаБоря не отвечал на звонки. Она научилась быть счастливой и радоваться каждомудню, прожитому вместе с мужем, но я знал, что достигается это счастьепостоянной, ежеминутной, невероятно тяжелой душевной работой.

Вот и сейчас она поддерживала легкую веселую беседу сжурналистами, но мне, знавшему ее без малого два десятка лет, были видны иокаменевший от напряжения подбородок, и потемневшие от страха глаза.

Разговор мягко соскользнул с «Ночных рыцарей» на меня,причем самым неожиданным образом. Катя спросила, откуда появилась традиция вторжественных случаях дарить котят. Светкины глаза на мгновение расширились.

- Вспомнила! Ой, Игорек, я вспомнила, что должна была утебя спросить в тот раз.

Ну слава богу, не прошло и года.

- Боря просил узнать, не ожидается ли у тебяприбавления, а то к Новому году начнутся всякие торжественные мероприятия.

- Нет, пока не жду. Аринка взяла тайм-аут, - пошутил я.

Пришлось объяснять Кате, что традиция зародилась, когдаАрина в первый раз принесла котят. Я решительно не знал, что с ними делать,поскольку ни в каких фелинологических клубах не состоял, а мысль продаватькотят в подземном переходе казалась мне почему-то кощунственной, хотя своегоРинго я именно так и приобрел. В помете было пять котят, двоих я пристроилзнакомым, а судьба троих так и подвисла в неопределенности, когда на помощьпришел Борис.

- Слушай, - заявил он, выслушав очередную порцию моихстенаний, - а давай их подарим победителям конкурса, у нас как раз через двенедели итоговый концерт, будет большая тусовка и вручение призов. Три котенка -как раз три первых места. А что? Может получиться красиво: дорогой приз, к немуроскошная корзина с цветами, а в корзине - очаровательный котенок, породистый,чистенький. Можно еще, бантик какой-нибудь ему привязать. Это хорошая фишка.

- А если этот твой победитель на следующий деньвыбросит котенка на улицу? - опасливо спросил я.

- Ты что! - фыркнул Боря. - Это же приз, его при всемчестном народе вручали, все видели. Победители начнут звездный путь, у нихбудут брать интервью и обязательно станут спрашивать про котят. Как вы егоназвали, да как он кушает, да как растет? И как они будут выглядеть, если несмогут предъявить своего кота? Ты что! Они за твоих котят будут двумя рукамидержаться, даже если кошек в принципе не любят.