– Что же с тобой стало?

– Ничего.

– Ничего? – Вероника пристально всмотрелась в усталые, чуть покрасневшие от недосыпа или слез глаза и не увидела в них ничего. Ничего, кроме боли, спрятанной под коркой напускной жестокости. – Ну ты ваще-е… А у тебя кто-то есть? – неожиданно спросила Вероника.

– Какое это имеет значение? – ощетинилась Кристина, дав понять, что та своим вопросом попала в цель.

– Я не знаю какое, но я знаю, что раньше ты бы ни за что не стала корчить из себя беспощадную стерву. «Добрым людям садятся на шею», вся херня… Кристи, тебе почти тридцать, и раньше ты никогда себя так не вела.

– Как так?

– Жопой об косяк. Пришла, всех разметала, устроила дестрой и свалила…

– Ты мне не мама. И я сделала так, как посчитала нужным.

– Неужели? Не ты ли говорила, что смысл человеческой жизни в том, чтобы сохранить себя, несмотря на попытки остальных смешать тебя с грязью, а? Вспомни, разве не ты мне об этом говорила?

Нахохлившись, Кристина как будто бы набрала в рот воды. Возникла пауза, пророчащая скорую развязку и прощание.

– Значит, решила?

– Да-да-да! – взорвалась Кристина. – Неужели по мне не заметно?

– Ну, раз так, то ничего не поделаешь.

От такой реакции своей подруги Кристина опешила. Ни с того ни с сего она будто бы превратилась в обиженную маленькую девочку, которой так тяжело и одиноко, что хочется плакать.

Но она не могла себе этого позволить. Усилием воли Кристина сдержала едва не нахлынувшие слезы.

Так или иначе, этой немой сцены, незаметной ни для кого, кроме двух подруг, хватило для того, чтобы Вероника как бы невзначай предложила:

– Вот что, если тебе будет плохо… или даже если будет совсем… хорошо, то позвони мне, и мы все решим. О’кей?

– Нет. Этого не будет. Ничего уже не будет по-прежнему.

– Ну смотри, далеко пойдешь. Когда вляпаешься, не обижайся – вытаскивать тебя не буду, – крикнула Вероника, устав наставлять одноногую идиотку на путь истинный, и пошла прочь, взяв в руки коробку со своим офисным барахлом.

1

После разговора с Вероникой Кристине вновь стало тошно. Тошно от того, что она из-за своей дурацкой гордости кинула еще один камень в огород человека, который не желал ей ничего дурного.

А кроме того, девушка понимала, что подруга не ошибается. Кристина дала слабину, и, если она продолжит идти по неправильному пути, добром это не кончится. Сгорая от стыда, вновь безразличная к себе и людям, девушка меньше всего хотела обернуться и взглянуть на здание бизнес-центра, с которым, как ни крути, ее связывало так много.

Жалела ли она, что бросила работу? Нет. Она жалела о том, каким образом она этого добилась. Забывшись, Кристина ускорила шаг, словно здоровая девушка, и в следующую секунду чуть не расшиблась, поскользнувшись.

«Так мне и надо», – встряхнулась Кристина, решив во что бы то ни стало взять себя в руки.

Хуже всего было то, что грустные, страшные и правдивые мысли, нахлынувшие на нее утром, никуда не делись. По-прежнему с большой неохотой, все еще сопротивляясь пониманию своего реального положения, Кристина в очередной раз попыталась взглянуть в глаза горькой правде.

Вслух, не отдавая себе об этом отчета, девушка задавала себе прежний вопрос:

– Можно ли разделить свою жизнь с преступником?

Она не знала четкого ответа, но сомневалась, что если Павел по отношению к другим лютый зверь, то по отношению к ней сможет быть белым и пушистым. Медведя можно держать в клетке и даже выдрессировать как полагается, но если он голоден, то в один миг вся твоя муштра падет перед его восставшей звериной дикостью.

Можно ли идти по дороге жизни вдвоем с человеком, который однажды убил? Делить с ним невзгоды, радоваться успехам… И если представить, что у них когда-нибудь будет ребенок, где гарантия, что он не пойдет по отцовским стопам?

Ответы на неприятные вопросы настойчиво лезли в ее голову, стучались в мозг, будто разъяренные крестьяне, готовые поквитаться с феодалом. Воображаемая дверь сорвалась с петель, и толпа уставших от рабского положения, ликующих сельских жителей ворвалась в залу властителя…

Итак, если и можно, то эта любовь не для нее. Еще вчера она искренне считала, что останется с Павлом при любом раскладе, а сегодня уже не знала, куда его девать. Или куда деться от него.

Они любили друг друга, но казалось, что это было давным-давно. И опять – вопросы вертелись в голове, а однозначного ответа у нее вновь не было. Стоило ей решить, что она развернется и уйдет от этого человека, как становилось страшно.

И главное, может ли она считать Павла моральным уродом, мудаком и преступником, если сегодня доказала всем вокруг, а в первую очередь себе, что сама далеко не святая и тоже может быть стервой? Ковылять пешком, как она проделала этот финт утром, не было ни сил, ни настроения. На обратном пути девушка села в автобус. Никто не уступил ей места, да она и не хотела садиться. Проехав пару остановок, Кристина почувствовала, как кто-то положил ей руку на плечо.

Обернувшись, девушка увидела коротко постриженного и немного смуглого седого мужика с седыми же усами. Он слегка улыбнулся Кристине и, посмотрев на нее сосредоточенным взглядом своих живых глаз, спросил:

– Болеешь?

– В каком смысле?

– Присесть хочешь? Давай, забирайся. Я уступлю. – Старик спрыгнул с высокого пассажирского места и помог девушке запрыгнуть на сиденье. – Эй, молодняк! – обратился он к людям лет двадцати-тридцати, которые рассредоточились по периметру салона, разбавляя пенсионеров. – Мне через два месяца стукнет семьдесят лет! Уступите мне место! Сдохну – уступать будет некому, – расхохотался он, почесав усы, которые прекрасно гармонировали с хлопьями снега, кружащего за стеклами автобуса.

Постояв у двери, мужик вернулся к Кристине.

– Видишь, ублюдки. Сидят, смотрят. И пока в мире вручают Нобелевские премии, ищут ядерное и химическое оружие, у нас в автобусах сидят самые настоящие бомбы замедленного действия. Кстати, у меня у самого протез. Так что ты тоже носи, не стесняйся.

– Спасибо, – ответила девушка.

– Ты еще и вежливая. И это правильно. А эти, видимо, добрых книжек не читали. Не впитали в себя ничего хорошего. Но это все я, конечно же, шучу. Черный юмор.

– У нас белого не бывает.

– Не исключаю и такого. Мне через два месяца стукнет семьдесят, – повторил он.

– Поздравляю.

– Спасибо. Жизнь прекрасна, живите и радуйтесь! – пожелал ей старик, который больше походил на молодого паренька, и, поправив шапку, задорно прыгнул в раскрывшиеся двери автобуса.