У Курантов было достаточно времени всё это рассмотреть, потому что Тиммис убежал предупредить родителей, что к ним гости. Когда он исчез в тёмном прямоугольном отверстии где-то в основании фисгармонии, Хомили пробормотала:

– Так вот где они живут… Интересно, как там внутри…

– Просторно, – сказал Под.

Спустя несколько мгновений появилась Люпи, вытирая руки о фартук. Такого, отметила про себя Хомили, сестра никогда бы себе не позволила в былые дни: тогда она наряжалась и прихорашивалась к приходу гостей. Люпи довольно сдержанно поцеловала Хомили, потом Пода и произнесла с мягкой улыбкой, совершенно ей несвойственной:

– Добро пожаловать, добро пожаловать в дом Господень…

Странное приветствие, подумала Хомили, обратив внимание на то, что сестра очень похудела и стала намного спокойнее.

– Заходите, заходите, – пригласила Люпи. – Хендрири и Тиммис зажигают свечи. Мы так долго вас ждали.

Тут в дыре появился и сам глава семейства с Тиммисом, коричневое личико которого всё ещё сияло от радости. Снова приветствия, вежливые комплименты, затем гостей проводили в дом. Арриэтта, как объявила тётя Люпи, стала настоящей юной леди, а Хомили очень похорошела.

Всё далеко не маленькое помещение заливал свет от множества свечных огарков, расставленных в ёмкости всех видов и форм. Они его и согревали, а не только освещали. И Хомили, глядя на знакомые предметы мебели, подумала, что сейчас, в этой просторной комнате, они выглядят гораздо элегантнее. Вот, например, кресло из табакерки, которое когда-то принадлежало им, она вообще узнала с трудом. Сколько времени ей потребовалось, вспомнила Хомили, чтобы сделать для него подкладку и обивку, зато теперь им можно гордиться.

Хомили выложила принесённые с собой гостинцы на один из столов и, пока Люпи суетилась вокруг них, села на стул с прямой, как палка, спиной. Сестра тем временем аккуратно налила в распиленные ореховые скорлупки вина и сказала:

– Можете пить с чистой совестью: его ещё не освятили…

Хомили её слова удивили, но всё же глоток она отпила.

– Или вы, может, предпочитаете моё домашнее, из крыжовника? – предложила Люпи.

– Нет-нет, – заверил её Под, пригубив вина. – Я никогда особенно не любил крыжовенное вино: слишком уж густое да крепкое…

– А вот Хендрири очень к нему неравнодушен…

– Главное – знать меру, – сказал Под, следуя за Хендрири, который стал показывать ему дом.

– Вот здесь, – указал он на дыру-вход, – были когда-то педали. Вон там, – устремил он взгляд вверх, – были мехи, но потом, когда выносили сломанную фисгармонию из церкви, освобождая место для органа, их сняли, зато трубы остались. Люпи развешивает на них одежду для просушки…

– Хендрири очень хорошо выглядит, – заметила Хомили, сделав ещё один крошечный глоток вина.

Арриэтта вдруг подумала, почему взрослые, если давно не виделись, говорят друг другу неправду. С её точки зрения, дядюшка Хендрири выглядел вовсе не хорошо: стал ещё костлявее, а его неопрятная клочковатая бородка начала седеть. Неужели и она выглядит так «хорошо»?

А тётушка Люпи между тем продолжила:

– Даже не знаю, что и сказать… Мальчики не живут теперь с нами, и добывание ему даётся нелегко. Но ничего, мы справляемся: кое-что приносит Спиллер, и дамы бывают здесь дважды в неделю…

– Какие дамы? – удивилась Хомили, подумав, уж не те ли, что имеют отношение к Господу.

– Они приходят украшать церковь цветами и всегда приносят с собой что-нибудь перекусить. И мы этим пользуемся. Пока мисс Мэнсис не накроет на стол, корзинки стоят на полу. После того как закончат работу, они всегда устраивают здесь дружеские чаепития.

Арриэтта вскочила с кресла и воскликнула:

– Мисс Мэнсис?

Её услышал только Тиммис, а тётя Люпи, не заметив, как она разволновалась, продолжила:

– Да, но не она одна. Сюда приходят ещё леди Маллингс и миссис Крабтри. И миссис Уитлейс, конечно. Она готовит больше всех: кексы, пирожки с мясом и много чего ещё. И должна признаться тебе, Хомили, что слушать их разговоры – это такое развлечение. Я просто сижу здесь тихонько и слушаю. С тех пор как мы виделись с тобой последний раз, я так много узнала о человеках, что ты бы удивилась, а то и не всему поверила…

Арриэтта снова медленно опустилась на своё место, и Тиммис, присев на подлокотник кресла, прижался к ней. Что-то из сказанного его матерью её явно заинтересовало, и малыш гадал, что же именно.

– А что, Господь живёт в ризнице? – вдруг спросила Хомили.

– Батюшки мои, нет, конечно! – воскликнула тётушка Люпи, явно шокированная. – Господь только в церкви.

Что-то в тоне Люпи дало Хомили понять, что произносить это слово – «Господь» – следует с благоговением. Громкий голос Люпи упал до шёпота, полного уважительного восхищения, когда она мягко произнесла, словно объясняла ребёнку:

– Ризница – это не часть церкви.

– О, я понимаю… – сказала Хомили, хотя на самом деле не понимала ровным счётом ничего.

– По меркам человеков, – продолжила Люпи, – эта церковь маленькая, а священник очень высокий. Из-за этого у нас и конгрегация небольшая…

– О! – только и смогла произнести Хомили, потому что никак не могла взять в толк, какое отношение к сказанному имеет рост священника.

– Он не пользуется ладаном или чем-то подобным, – объяснила Люпи, – но ему нравятся зажжённые свечи на алтаре. И спасибо ему за это, потому что мы всегда можем взять огарки.

– Это видно, – заметила Хомили, окинув взглядом ярко освещённую комнату.

– Из-за этого многие местные жители ходят в церковь в Уэнт-ле-Крейсе.

– Из-за свечек на алтаре? – удивилась Хомили.

– Да, – сказала Люпи, – потому что тамошний викарий очень мал ростом.

– О да, понимаю… – сказала Хомили, совершенно сбитая с толку.

– Разумеется, церковь хоть и маленькая, как они её называют, но зато куда более знаменитая. И туристы со всего мира приезжают сюда, чтобы взглянуть на крестную перегородку…

– Правда? – растерянно пробормотала Хомили, которая понимала всё меньше и меньше.

– Конечно, когда мы только сюда пришли, времена были тяжёлые. Целую неделю мы прожили на одних лишь бычьих глазах…

– На бычьих глазах?! – воскликнула Хомили в ужасе от того, что ещё ей предстоит услышать.

– Это такие круглые полосатые леденцы, по форме похожие на подушечки для булавок. Мальчики из церковного хора всегда приносят с собой несколько пакетиков и лакомятся во время проповеди. Одно плохо: когда нагреваются, они прилипают друг к другу…