Я проходила мимо всего этого великолепия, не в силах принять правду. Это не было сном. Я... О, Господи!

Я быстрым шагом преодолела путь до кухни, остановилась, озираясь. Никого. На столе записка от Елизаветы Андреевны: она ушла вместе со Счастьем в зоомагазин. Отбросив послание, прошлась по первому этажу, открывая каждую дверь. Так же поступила и с комнатами второго этажа. Я хотела скандала, последней точки в наших отношениях с Воскресенским, чтобы потом уйти, топнув ногой. Хотела, пока не поздно и эмоции на пределе, высказать ему все, что еще накопилось с первого дня знакомства, и бросить ему в лицо пару придуманных сгоряча фраз. Он не сдержал обещание! Он меня обманул. Вдруг Дима не первый раз приходил? Вдруг?..

Очень много вопросов крутилось у меня в голове, но ответы я найти не смогла.

Мужчины нигде не было. Лишь дом, похожий теперь на оранжерею, и яркое воспоминание о ночной встрече говорили: мне ничего не привиделось ни в первый, ни во второй раз.

Устало побрела в гостиную и села на диван, обняв живот ладонями. Как мне быть? Что делать? И что будет ценой моего выбора?

Следующей ночью я почти до рассвета просидела в кресле, ожидая, когда дверь распахнется, и в мою спальню войдет Воскресенский. Наверняка опять в очередном костюме, одетый с иголочки. Я не знаю, зачем ждала, но сон все равно не шел. Чего-то не хватало. Пиджака. Но я его выбросила перед работой в урну. Только странные чувства кинуть в мусор не смогла.

Но он не пришёл. А за поздним завтраком, к счастью, у меня в этот день был выходной, я попыталась выпросить хоть толику информации у Елизаветы Андреевны, но она невозмутимо сообщила:

— Я ничего не знаю, простите. Но цветы - это хорошо и полезно. Мы с охранниками вечером расставим красиво горшки. Ох... дом будто снова оживает.

Я хотела было сказать, что не хочу видеть растения в доме, но вовремя прикусила язык. Это моя прихоть, однако от нее зависит настроение экономки, единственного близкого мне человека, пускай она лишь выполняет свою работу. А дом действительно оживал. Становился уютнее, теплее. Он словно сбросил ледяную корочку и снова почувствовал жизнь внутри себя. И я не могла и не хотела что-то теперь менять.

Я ждала Воскресенского каждый день. И нет, не потому, что желала с ним увидеться, а чтобы... Я хотела для себя самой показать, что он такой же. До одури хотела себе доказать, что люди не меняются, а он всего-то человек.

Люди не меняются.

Люди не признают свои страшные ошибки.

Люди не меняются, слышишь Вика?

Но я упрямо в голове вертела сценарии, где он все же поменялся, а потом ругала себя и заставляла вспоминать то, как мы познакомились. То, как он меня обманул. То...

Но вспоминалось и другое. Как он волновался за меня и неодетым, чтобы не терять время, повез меня в клинику. Как защищал. Как искал, как...

Люди не меняются, Вика. Люди только притворяются и делают больно.

Я кивала своим мыслям, а потом снова ждала. Не знаю, зачем, не знаю, для чего. И тихо, понемногу, собирала вещи. Я не возьму с собой много, просто не хочу тащить в новую жизнь осколки старой. И не потому, что боюсь, а потому, что я обязательно поранюсь. Сама сделаю себе больно.

В самый важный день, когда пути назад уже не было, я заметила в своей комнате стопку документов.

Белая бумага, четкие строчки, чья-то судьба на ней...

Те самые договора, которые я подписала, еще один с подписью Воскресенского под словами, что он не имеет претензий и аннулирует соглашение в одностороннем порядке. И дарственная на дом.

Я забыла как дышать. Стояла пару секунд и вдыхала кислород через рот.

"Люди не меняются", — упрямо повторял мой внутренний голос.

А я уже не хотела ему верить. Боже, я теперь ничему и никому не хотела верить. Я хотела знать правду.

Мне дали выбор, мне дали ту самую счастливую жизнь, о которой я так мечтала. Мне дали, понимаете? Оторвали от себя, переступили через себя, чтобы дать и не требовать ничего взамен.

Я выскочила из своей комнаты и побежала искать Елизавету Андреевну. В коридоре чуть ли не налетела на рабочих в заляпанной краской форме.

— Извините, — пробормотала я и пошла дальше, сделав себе мысленную заметку спросить про них у экономки и моей надзирательницы.

Елизавета Андреевна нашлась в холле. Она разговаривала по телефону. Судя по тону и фразам, с Воскресенским.

Не став церемониться и ждать, пока они завершат беседу, попросила женщину, уже заметившую меня:

— Пригласите, пожалуйста, его. Нам очень надо поговорить. Или где он остановился? Я сама поеду.

Я не называла его имя. Не знаю, почему. Словно оно может обжечь. Или разрушить то хрупкое ощущение, что возникло.

Удивленно на меня посмотрев, Елизавета Андреевна передала мои слова, а затем, завершив вызов, с беспокойством спросила:

— Что-то случилось?? Дмитрий сказал, что скоро будет.

— Все в порядке, просто нам действительно необходимо поговорить, — ответила я и вспомнила: — Скажите, а зачем нужны рабочие? Планируется ремонт?

— Ну... — я впервые услышала от нее слово-паразит. Если эта женщина железной выдержки в замешательстве, то что-то определённо не так.

— Елизавета Андреевна, пожалуйста, ответьте. Что происходит?

— Ну... — она опустила глаза на мой живот, скрытый объемным свитером. — Виктория, вы же понимаете, что все тайное всегда становится явным?

— То есть... — я просто потеряла дар речи.

— Да, и я, и Дмитрий давно в курсе вашего положения.

В голове что-то щелкнуло, каруселью кадров перед глазами пронеслись все те случаи, когда Елизавета Андреевна с намёком что-то мне рассказывала о собственной беременности, готовила более питательные и полезные блюда, "случайно" купила витамины...

Кажется, в частных клиниках конфиденциальность что-то значит, пока им не предлагают деньги.

Отчего-то я не злилась. Смысл? Просто появилось ощущение опустошенности. Пусть все идет своим чередом, а там посмотрим.

— Ясно, — я устало кивнула. — А рабочие?..

— Нам необходима детская. Переделываем старую комнату Дмитрия Сергеевича. Не волнуйтесь, все будет в порядке, ничего вредного вашему здоровью использоваться не будет.

Я только снова кивнула и пошла искать на кухне... арахисовую пасту. Внезапно подумалось, что ее сочетание с сыром - замечательная идея. А если сверху яблочные чипсы...

Воскресенский приехал через несколько часов. Я ждала его в гостиной, устроившись на диване и закутавшись в теплый плед.

— Вика? — осторожно позвал он, и я едва ощутимо вздрогнула. Давно не слышала свое имя из его уст.

— Привет, — я приподнялась, не выпуская из пальцев ткань пледа. Объемный свитер я сняла и сейчас была в футболке, которая не скрывала животик. Не хотелось пока показывать ему себя... беременную. Это тоже самое, что раскрыть перед ним душу. Но я пока не уверена, что он не растопчет ее снова.