Потасовка оказывается короткой, охрана вмешивается оперативно, вышвыривает из бара этого урода. Меня просто просят больше не затевать скандалов. Еще бы, за эти дни я слил здесь столько бабла, что выгнать меня совершенно не в интересах данного заведения.

– Что ты делаешь? – Теона идет ко мне. Злится.

Я агрессирую в ответ. Мы постоянно друг друга отзеркаливаем.

– Какого… ты таскаешься по клубам? Платье еще короче не нашла?

– Длина моего платья сегодня тебя не касается. А ты? Что здесь забыл ты?

– Я зашел на пару минут.

– Ну вот и я… на пару минут.

Прикасаюсь к ее руке, сжимаю ладонь в кулак. Крепко. Тяну на себя. Тея делает несколько коротких шагов, замирая на расстоянии нескольких сантиметров.

– Моя красивая девочка, – понижаю голос, но наступаю. Она отчетливо слышит, что я говорю, вжимается в стену. – Мне без тебя хреново. Очень.

– И поэтому за неделю ты позвонил мне всего лишь раз?

– Ты хотела побыть одна.

Тея изворачивается. Хочет уйти. В последнее время она слишком часто хочет сбежать. Иду следом. Она ускоряет шаг, но в итоге оказывается зажата в углу. Где-то в глубине клуба. Там темно, коридор освещен красным, обстановка как в борделе.

– Что ты делаешь? – ее грудь вздымается, и она вроде как отбивается.

Отступаю. Даю ей чуть больше пространства. Иллюзорной свободы.

– Хочу тебя.

– Только это?

Ее вопрос – настоящий триггер. Я срываюсь, ударяю кулаком в стену, рядом с ее головой. Бешусь. От этих долбаных загадок скрипит на зубах.

Молчу. Прожигаю ее взглядом и молчу. Тея сама обнимает меня. Первая. Тянется к губам с поцелуем. Приподнимается на носочки и закидывает ногу мне за пояс. Подхватываю ее под коленом, приподымаю, чтобы она скрестила лодыжки за моей спиной.

Внутри пожар. И я не хочу его тушить. Вжимаю ее в стену все сильнее, поднимая подол платья выше. Сминая грудь. На ней нет белья, это злит и возбуждает одновременно. Вулкан ревности рвется наружу, потому что она не может прийти сюда вот так. Не может, но делает.

Обхватываю тонкое горло ладонью ровно в тот момент, когда ее длинные пальцы тянутся к ширинке. Расстегивают змейку, оттягивая резинку боксеров. Она делает все сама. Насаживается на выпирающий член с громким вздохом.

Теона

Перед глазами пелена. Меня знобит, но в то же время подбрасывает слишком высоко от ощущений и испытываемых эмоций. Каждое прикосновение, поцелуй, толчок – все это вкупе практически вынуждает жалеть о принятых решениях, сказанных словах.

Близость распаляет, и я из последних сил цепляюсь за его плечи. Обнимаю, целую, а когда все заканчивается, одергиваю подол платья, стоя напротив Леши. Поправляю волосы, стираю размазавшуюся по подбородку помаду и, выудив из сумочки влажную салфетку, провожу ей по мужскому лицу, избавляясь от розовых отпечатков собственных губ.

Он смотрит так цепко, что сердце в груди замирает.

В такси душно. Мы сидим слишком близко, я чувствую, как его пальцы вырисовывают незамысловатые узоры на моем плече, и прикрываю глаза. Прижимаюсь к нему теснее. Я тоже скучала, бешено, неимоверно сильно. Но мне нужно разорвать эту зависимость, принять спонтанное, не вписывающееся в наши отношения решение. Необходимо словно воздух.

Дома Леша пропускает меня в квартиру первой. Ходит по пятам, но молчит. Я тоже не особо разговорчива. Но такими темпами мы слишком быстро попадаем в точку невозврата. Терпение на нуле.

Кирсанов тянет меня в спальню, усаживает на кровать, опускается рядом. А я даже сказать ничего не могу. Плачу, нет, рыдаю. Плечи содрогаются, и он сжимает их ладонями. Подбадривает.

– Я просто хочу начать все заново, понимаешь? Не могу отделаться от мысли, что изначально эти отношения были нужны лишь мне.

– Прости меня.

Он говорит это искренне, а я… я уже приняла решение.

– Леш, – поджимаю губы, кусаю их, а после все же продолжаю: – Я завтра улетаю.

– Куда?

– В Париж. Обучение у талантливого визажиста.

– Надолго?

– Два месяца, может, чуть больше.

Это не самый удачный момент. У него начинается сезон, он не сможет прилететь, а если и выкроит время, то встреча получится чистой спешкой.

– Все уже решено, билеты куплены, и отговари…

– Я не собирался тебя отговаривать. Делай, если решила.

Леша заводит руки за голову и чего-то выжидает. Мы сидим в тишине, как самые настоящие дураки, наверное, каждому из нас есть что высказать, но мы молчим.

– Могу проводить тебя, завтра.

– Давай.

Соглашаюсь так быстро. Хотя еще вчера была уверена, что уеду тихо. Сама.

Остаток ночи мы проводим лежа поперек кровати, без одеяла. Просто лежим рядом. Леша обнимает меня сзади, прижавшись грудью к спине. Больше мы не говорим, и я чувствую, как начинаю засыпать.

Когда открываю глаза, то за окном вовсю светит солнце. Самолет сегодня в восемь вечера, так что у меня еще есть время рассказать о своем решении родителям.

Поднимаюсь на ноги и бреду в ванную. Леши уже нет в спальне, но в глубине квартиры слышится шум. Значит, он все-таки дома. Ополаскиваю лицо ледяной водой, а когда иду на кухню, нос к носу сталкиваюсь с мужчиной. Ему за сорок, он высокий, темноволосый, с густой щетиной. Кажется, я где-то его видела, но память меня подводит, и я никак не могу вспомнить, кто он.

– Тей, свари кофе.

Леша появляется неожиданно, я перевожу на него взгляд и киваю.

Замечаю лишь то, что Кирсанов взвинчен, почти на грани. Голос режущий, словно лезвие.

Когда входная дверь остервенело хлопает, вздрагиваю и оборачиваюсь.

– Что-то случилось? – спрашиваю сразу, как только Леша возвращается на кухню. – Кто это был?

– Не узнала? Мамин хахаль.

– Не узнала, – облизываю чайную ложку, испачканную в молоке. – Зачем он приходил?

– Неважно. Я не смогу проводить тебя на рейс.

– Ладно. Я вызову такси, – бормочу себе под нос.

– Хорошо. Прости, но мне нужно отъехать, это срочно.

Теона

Я улетала на два месяца, но вернулась через четыре.

Много думала, анализировала. Первые несколько недель мне хотелось все бросить и улететь домой. Казалось, я поступила неправильно, плохо. В сотый раз приняла неверное решение из-за своей дурацкой привычки надумывать. Меня ломало, я видела фотки с тусовок, на которых присутствовал Леша, и сходила с ума. Я почти рвала волосы на своей голове, а он продолжал жить своей привычной жизнью. Если он может, то и я должна. Это же так просто – поддаваться порыву. Хотя моим порывом было сорваться и улететь домой.