– Дэн, ты прав. Это совсем не то, что другие дела. Я с тобой.

– Спасибо, Лина, я ценю это, – коротко кивнул Дэн.

Лина посмотрела на Гаррисона, который, казалось, изучал носы своих ботинок. Наконец он тихим голосом сказал: «Я тоже, Дэн», и Лина почувствовала прилив облегчения. Она не хотела, чтобы Гаррисон был отстранен от дела, не хотела заниматься всем этим одна.

– Я рад это слышать, Гаррисон, – сказал Дэн с тем же едва заметным кивком. – И послушайте, я знаю, что в этом деле есть сложности. Но мы намерены выиграть. Понятно?

Дверь кабинета Дэна открылась, впустив из коридора оглушительный шум, и в дверях возникла Мэри, седовласая секретарша Дэна. Лина часто задавалась вопросом, была ли Мэри когда-нибудь похожа на Шерри, и что сделать с Шерри, чтобы осуществить подобное преображение. О компетентности Мэри в «Клифтоне» ходили легенды; однажды, когда Дэн слег с пищевым отравлением, Мэри предложила сама провести перекрестный допрос ключевого свидетеля в процессе о мошенничестве. Она не упустила ни единой мелочи, Дэн пришел в дикий восторг.

– Мистер Дрессер пришел, – со спокойной улыбкой объявила Мэри.

– О, прекрасно. Пусть заходит. – Дэн снова посмотрел на часы. – Черт, мне нужно в суд. Доложите Дрессеру о своей работе, – велел он Лине и Гаррисону. – Я вам для этого не нужен.

Дэн поздоровался с Дрессером в дверях и извинился.

– Лина и Гаррисон все вам расскажут. Извините, Рон, мне пора бежать. Судья по этому делу просто зверь. – Дэн пожал плечами и нацепил свою непринужденную, беспечную улыбку.

– Дэн, друг мой, не беспокойтесь. – Дрессер положил руку на плечо Дэна. Сегодня Дрессер был одет в дорогой серый костюм в полоску, с розовым галстуком. Его помощник, тоже в полосатом костюме, вошел вслед за ним и бесшумно закрыл дверь за Дэном.

– Доброе утро, – сказал Дрессер; его глаза цвета жженого сахара хищно осмотрели комнату. Он подошел к столу Дэна и уселся. Вид Дрессера в кресле Дэна странно встревожил Лину, как будто тело Дрессера полностью стерло Дэна – не только на время его отсутствия, а навсегда. Дрессер оглядел дребедень на столе Дэна – корпоративные цацки, фотографии – и повернулся к дипломам, висящим на стене. Почему-то под тяжестью его взгляда все казалось дешевкой. Письменный стол был из красного дерева, семь футов на четыре, но Дрессер восседал за ним так, будто это была фанера, а он – король, привыкший к более шикарной обстановке. Лина услышала, как помощник позади нее шуршит бумагами. Щелкнула ручка. Все было готово.

– Я рад, что у нас есть возможность поговорить втроем, – сказал Дрессер. – Дэн несколько подавляет, правда?

– Безусловно, – с преувеличенной готовностью ответил Гаррисон. Лина посмотрела на него осуждающе.

– Ну, рассказывайте. Что делали, как далеко продвинулись?

Лина отчиталась о запросах, которые она сделала в NAACP, ABA, о приеме, который посетила, о книгах, в которых наводила справки.

– Размер ущерба… колоссальный, – заключила она.

– Это правда, – сказал Дрессер.

– Я также ищу следы художницы по имени Джозефина Белл, – начала Лина с некоторой осторожностью, опасаясь, что он воспримет эту идею так же, как Дэн: пустая трата времени и денег. – В последнее время о ней много писали, может быть, вы слышали эту историю?

Дрессер кивнул и наклонился вперед.

– Да, я видел статью в «Таймс». Очень убедительно. Это бы нам как раз подошло.

Сознавая, что Гаррисон наблюдает за ней, Лина рассказала о картинах Белл, которые она видела, о том, что Мари Калхоун рассказала ей о спорном авторстве, об общении с «АфриПоиском» и о необходимости проведения дальнейших исследований в Вирджинии.

– Это звучит очень многообещающе, очень. Давайте отправим кого-нибудь в Ричмонд, посмотрим, что мы сможем найти. Лина, продолжайте в том же духе.

Лина сияла.

– Гаррисон? – переключился Дрессер, и Лина тоже повернулась, чтобы взглянуть на него. Он сидел в нехарактерной для него позе – сгорбившись, вытянув длинные ноги, – и рассматривал носки своих ботинок. Он выглядел не как корпоративный юрист, а как раздраженный подросток, готовый отстаивать свое право гулять допоздна. Гаррисон вздохнул и сказал:

– Я собираюсь попросить Дэна отстранить меня от дела, мистер Дрессер. Мне кажется, я для него не гожусь.

Дрессер поднял брови.

– Почему же?

Гаррисон выпрямился, скрестил лодыжки и посмотрел Дрессеру в глаза.

– По-моему, это непродуманное дело. В суде нас поднимут на смех. И, если честно, это не то, чем я хотел бы сейчас заниматься. Я имею в виду причину. Идею компенсации за рабство. Я думаю, что впоследствии это может повредить моей карьере.

Лина с трудом сглотнула; раньше он не говорил об этих причинах.

– Я ценю вашу откровенность, Гаррисон, – с улыбкой сказал Дрессер. – Всегда приятно, когда молодые люди высказывают свое мнение. Но, надеюсь, вы передумаете. Жаль потерять вас на этом этапе. Это отбросит нас назад.

– Сожалею…

– И, Гаррисон, думаю, вы ошибаетесь. По-моему, вы очень подходите для этого дела. Вам сколько лет? – Дрессер откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее, как будто надолго.

– Двадцать пять.

– А чем занимаются ваши родители?

– Оба юристы.

– Хорошее образование, хорошая семья. Такой успех, а вы так молоды. А теперь просто послушайте меня. – Дрессер умолк и улыбнулся Гаррисону, как будто они вместе заканчивали обедать и были уже сыты. – Позвольте задать вам еще один вопрос. Вот вы идете по улице, мимо этого здания, центр Манхэттена, в некотором роде, центр мира. Люди приходят, уходят, важные люди, люди с деньгами, люди с властью. Сколько среди них чернокожих? – Дрессер снова умолк. Гаррисон не ответил. – Сколько чернокожих мужчин водят такси, продают хот-доги, перевозят мусор, или мебель, или что там еще? Сколько чернокожих женщин идет с ночной смены или везет коляску с белым ребенком? Сколько? И затем вы входите в это здание, сколько чернокожих мужчин и женщин вы видите здесь? Сколько из них в костюмах? Сколько командует? Сколько убирает мусор? Сколько раскладывает по тарелкам макароны? Теперь умножьте свою маленькую жизнь на сорок один миллион, и нужно ли подтверждать, что расклад ясен? Конечно, дело о компенсации не изменит положения этих мужчин и женщин, но заставит весь остальной мир обратить на это внимание и сделать некоторые подсчеты самостоятельно. И не только белых, но и молодых людей вроде вас, которые достигли успеха в этом мире легче, чем ожидали. Легче, чем ожидали ваши родители. Дело в том, чтобы начать разговор, а не в публичной порке. Просто деньги – самый быстрый способ привлечь внимание. Вы скажете «наследие рабства», и никто глазом не моргнет. Вы скажете «6,2 триллиона долларов», и это уже другая история.

Дрессер пристально посмотрел на Гаррисона. Гаррисон отвел глаза, сглотнул, кадык приподнялся и опал, как пробка в бурном океане. За дверью включили ксерокс, и в кабинете раздался вибрирующий звук – шорох бумаги в пластиковых лотках.