Окружающая жизнь изменилась, и у Катиных родителей ничего немогло быть общего с уголовным авторитетом. Да-да, поняла Катя, ее настоящийотец — уголовный авторитет. И кличка его — Свояк, именно так его называлиподчиненные. Да что это она, тут же одернула себя Катя, настоящий отец — это еепапа. И вовсе ничего не значит, что он уже умер и что в детстве дядя Васябаловал ее и дарил дорогие подарки. Но, Боже мой, мама, как она могла? Отец,разумеется, ничего не знал, вряд ли в противном случае он привечал бы дядюВасю. А тот, видимо, не хотел портить жизнь Катиной матери. И Катя ничего бы неузнала и не терзалась теперь, если бы не эта ужасная женщина с голосом,напоминающим звук пионерского горна из старого фильма «Добро пожаловать, илиПосторонним вход запрещен!».

Сумасшедшая комната с кричащими цветными панелями закачаласьперед Катиными глазами, замелькали светильники, зарябила вода в аквариуме.

— Вы нарушили врачебную тайну! — с ненавистьюсказала она женщине. — Вы не должны были… Вы же клятву давали… Зачем,зачем вы это сделали?

— Не строй из себя дуру! — Зоя Петровна подошлаближе к Кате. — Какая, к черту, клятва?! Я медсестрой работала, кровьпереливала, так что, считай, я тебе жизнь спасла! И не тебе одной, междупрочим! А сказать, сколько я всю жизнь получала? И потом, когда ослепла почти ив вену попадать перестала, сказать, какую мне пенсию положили? Ты небось такогои слова не знаешь!

Голос ее стал еще выше, он влезал Кате в уши и проникалвнутрь, так что каждая клеточка организма заполнилась им и начинала вибрироватьв тон с этим резким визгливым звуком. Кате казалось, что еще совсем немного, ивсе тело ее войдет в резонанс и рассыплется на миллионы крошечных кусочков.

— Да замолчите вы! — Она шагнула ближе и снеожиданной силой толкнула женщину в грудь. — Все вы врете, не было этого!И больницы не было!

Несмотря на внешнюю хрупкость, Зоя Петровна не упала, толькосделала шаг назад. Она совершенно не растерялась и не испугалась Катиногопорыва, спокойно достала из кармана свернутую в трубку потрепанную тетрадку ибросила ее на стол. Дрожащими руками Катя развернула тетрадку, котораяоказалась медицинской карточкой. Все правильно, Баженова Катя, 7 лет, мать…отец… группа крови… потом шел долгий перечень болезней и проведенного лечения,а вот та самая запись — Седых Василий Григорьевич, группа крови та же, что и унее, четвертая… и черным по белому: «Со слов матери Баженовой О. К.»… и такдалее. Этой записью врачи пытались снять с себя ответственность занеблагоприятный исход болезни.

Катя подняла глаза и столкнулась с насмешливым взглядомхозяина кабинета.

— А вам-то зачем все это нужно? — спросилаона. — Неужели приятно ворошить чужое грязное белье?

— Ошибаетесь, — улыбка исчезла из его глаз, —ни—кто не стал бы просто так, из интереса копаться в истории вашего появленияна свет — ни я, ни даже она. — Он кивнул на Зою Петровну.

Та сложила руки на груди и словно закаменела.

— Отвечу на ваши вопросы по порядку. Вы спросили, зачемона это сделала. Не зачем, а за что: за деньги. Наша Зоя Петровна, видите ли,по состоянию здоровья перешла работать в архив больницы. И там от скуки ли илиот врожденной добросовестности стала штудировать старые медицинские карточки. Ипочерпнула для себя, надо полагать, много интересного в этом, как вывыразились, «грязном белье». Только интерес у нее был чисто деловой, она решилапопробовать поторговать некоторыми секретами. Я верно излагаю, Зоя Петровна?

— Верно, — спокойно ответила она, — это былдля меня единственный способ получить хоть какие-то деньги.

— Ну и как, — поинтересовалась Катя, невольнозаражаясь ее спокойствием, — много заработали?

— Не очень. — Павел улыбнулся одними губами, в товремя как глаза смотрели жестко. — Зое Петровне не очень-то везло —слишком много прошло времени. Кто-то сменил место жительства, кто-то — странупроживания, кто-то умер, кто-то развелся, чьи-то дети выросли, и их отцам былоуже не так интересно узнать, что всю жизнь они платили алименты на чужогоребенка.

Катя отвернулась к аквариуму. Осьминог по-прежнему таращилсяна нее из обломков корабля.

— Если бы ваш отец был жив, она пришла бы к вашейматери, — продолжал Павел, — и та, конечно, за—платила бы за вот этутетрадочку приличную сумму денег. Но опять-таки Зое Петровне не повезло: вашотец умер, и ваша мать вполне могла указать ей на дверь. И тут в дело вмешалсяслучай в виде соседа по коммунальной квартире, бывшего вора, бывшего зэка — вобщем, человека больного, спившегося и нестоящего. Он опустился до того, чтовламывается к соседям и шарит по шкафам и буфетам в надежде найти тамзаначенные деньги или спиртное. Денег он у Зои Петровны не нашел, зато нашелвот эти бумажки. И фамилия Седых его насторожила, потому что именно этого человекаон хорошо знал раньше — вместе сидели. И что-то они не поделили или просто такрешил сделать старому другу гадость.

«Зачем он мне все это рассказывает? — внезапно подумалаКатя. — Зачем он тянет время? Для чего мне знать какие-то подробности? Емухочется меня помучить перед смертью? Зачем он свел нас вместе с этой теткой сжутким голосом? Для чего он вообще притащил меня сюда, его подручные спокойномогли меня прикончить на месте…»

— Зоя Петровна! — Павел нарушил затянувшеесямолчание. — Вы мне очень помогли, теперь можете быть свободны. Деньгиполучите у моего человека, он ждет вас за дверью.

Она молча наклонила голову, повернулась и вышла из кабинетаделовым шагом. Катя и осьминог провожали ее глазами. Дверь отворилась сама, напороге стоял Резаный. Он взглянул на Павла, тот чуть заметно прикрыл глаза.Глядя на ответную кривую ухмылку Резаного, Катя усомнилась, что этот типиспользуется хозяином для денежных расчетов. То есть в определенном смысле,если надо кого-то испугать или просто убить и отобрать деньги. Но не побухгалтерской части, да из Резаного такой же бухгалтер, как из нее, Кати,укротитель львов!

— Ну, теперь поговорим по-простому, безцеремоний! — оживился Павел. — Не будем терять время попусту. Тынебось думаешь, зачем мне так понадобилась?

Катя невольно отметила происшедшую с хозяином кабинетаперемену: исчезли показные хорошие манеры, исчез мягкий тон и приветливыйголос, которые, правда, и так никого не могли обмануть. Теперь перед Катей былзлобный опасный тип. Он оскалил в улыбке безупречные зубы, слишком белые длятого, чтобы быть настоящими, уселся поудобнее и заговорил, выплевывая слова,как использованную жевательную резинку.

— Сама ты со всеми своими цацками, — он указал наброшку, что приколол ей к свитеру дядя Вася, — никому напрочь не нужна.Толку от вас, баб, никакого, одни неприятности. Ты — только пешка, разменнаямонета в большой игре. Думаешь, отчего Свояк, папаша твой настоящий, так пексяо том, чтобы никто не знал, что ты его дочь? О матери твоей думал, не хотел еесемейную жизнь рушить?