революционной силе и красоте человека, отдавшего жизнь за великое дело.

Он был прав, он был бесконечно прав в последнем своем слове к людям, призывая их к бдительности. У революционера, у революции – история вновь и вновь напоминает об этом – нет более смертельного врага, чем беспечность, утрата бдительности. Утрачивает же бдительность и впадает в беспечность прежде всего тот, кто позабывает о классовой структуре общества на земле, о том, что класс эксплуататоров никогда не расстанется добровольно с таким порядком, при котором он мог бы присваивать результаты труда эксплуатируемых.

Двадцать лет прошло с того дня, когда Чехословакия стала народной; срок, казалось бы, немалый, целое поколение сменилось за эти два десятилетия, о какой, дескать, реставрации капитализма поминают некоторые чудаки-догматики, антагонистических классов нет, все единодушны, сплочены, все засучив рукава, плечом к плечу, строят социализм.

Все вроде бы и так, но забыта досадная «мелочь»: если антагонистических классов нет в данной стране, то они еще есть, еще сильны, вооружены до зубов там, за кордонами, в мировом обществе, и от вожделений еще процветающего на земле империализма отгородиться и обезопаситься одними полосатыми пограничными столбиками никак невозможно. А во-вторых, если внутри страны нет класса капиталистов как класса, то в ней, среди миллионов и миллионов, всегда найдутся в том или ином числе носители мелкобуржуазных взглядов, которым трудно подчинять свое «я» интересам рабочих и крестьян. Они, эти обладатели излишне раздутого «я», шире-де в своих стремлениях, интересах, полете мысли, чем те, эмблема которых какой-то устаревший молот и еще более устаревший серп. Они – носители духовного, они – соль земли, они – элита… А в итоге – сорок тысяч заговорщиков в контрреволюционном подполье, пулеметы и ящики с боеприпасами в Доме пражских журналистов, десятки подпольных радиостанций, возводящих ложь и клевету на компартию, на государственные народные учреждения, империалистическая агентура в редакциях газет и журналов, постепенно, поэтапно вытеснявшая и вытеснившая людей, преданных партии и народу, идеям строительства социализма. Соотечественники позабыли о тревожном, набатном предупреждении одного из сынов чешского народа, обращенном к людям перед смертью с фашистской петлей на шее.

Люди не были бдительны. Беспечные люди одного за другим верных делу партии коммунистов отдавали на произвол улюлюкающей мелкобуржуазной толпе. А когда настал тяжкий для страны час, вдруг увидели эти люди, что вокруг-то уже совсем чужие лица, чужие руки, чужие перья, чужие голоса…

Юлиус Фучик вырос в рабочей семье, в Коммунистическую партию Чехословакии он вступил тотчас, как только она возникла; его никто в нее не «вовлекал», он пошел в коммунисты по зову разума и сердца. Это был 1921 год, когда за принадлежность к партии коммунистов люди платились свободой, а то и жизнью. Буржуа, всякого рода рантье, «свободные художники» и дремучие индивидуалисты туда в связи с этим еще не лезли, к коммунистам не примазывались – опасно же было! – а критиканы Страны Советов, как и следовало тому быть, состояли совсем в других партиях. Для Фучика и его товарищей и единомышленников Советский Союз был родиной коммунизма, светочем всего передового в мире, страной пришедших к власти рабочих и крестьян. С величайшей радостью едет Фучик в СССР, возглавляя рабочую делегацию. То, что он у нас увидел в ту пору, – а это был 1930 год, – покорило сердце молодого чешского коммуниста. Перед ним развертывались гигантские индустриальные стройки, коллективизировалось сельское хозяйство, миллионы людей учились, возникали десятки и сотни научных и научно-исследовательских учреждений, от одной радостной победы к другой шли советское кино, советский театр, появлялись в свет замечательные произведения литературы.

Возвратясь на родину, Фучик тотчас засел за книгу с характерным, о многом говорящем названием: «В стране, где наше завтра стало вчерашним днем».

Когда тринадцать лет назад, в ожидании фашистской расправы над ним, Фучик на клочках бумаги писал свой ставший всемирно известным «Репортаж с петлей на шее», он, произнося слова «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!», видел перед собой и тогдашнее настоящее Советского Союза, и социалистическое будущее родины, и ему до боли в сердце было тревожно оттого, что все это, завоеванное кровью народной, может быть когда-либо утрачено из-за беспечности, из-за того, что люди впадут в ложное прекраснодушие и сладкозвучное пение империалистических сирен о якобы демократизации, о либерализации, о гуманизме примут за правду, за истину, и, убаюканные этим пением, угодят в незнающие пощады железные когти только того и дожидающегося врага.

Но Юлиус Фучик не напрасно верил в Страну Советов, в мировое братство рабочих и крестьян. Если в его стране была кем-то утрачена бдительность, то Советский Союз и другие страны социалистического лагеря разглядели опасность, грозившую народу Чехословакии, чешским и словацким рабочим и крестьянам. Нет, Юлиус Фучик сегодня не был бы среди тех, кто вопит об «оккупации» Чехословакии войсками стран Варшавского договора. Он не мог бы присоединиться к хору самых отъявленных реакционных буржуазных газет и радиостанций, вместе с которыми, как это ни странно, вопят об «оккупации» и некоторые сомнительные коммунисты за рубежами. Одни это делают, видимо, потому, что никакие они не коммунисты, а только видимость коммунистов, другие по недостатку понимания, во имя каких классов, для каких классов живут и борются коммунисты всех стран. То, что подчас стеснительно мелкобуржуазному индивидуалисту, для миллионов рабочих и крестьян является свободой. А то, что такой индивидуалист провозглашает свободой, для миллионов рабочих и крестьян не что иное, как анархия, ведущая к реставрации капитализма.

Пройдет какое-то время – и многим из тех, кто сегодня осуждает действия социалистических стран, выполняющих свой интернациональный революционный долг, будет совестно за такую свою антимарксистскую позицию. И тогда они еще раз убедятся в том, насколько прав был коммунист Юлиус Фучик, призывавший людей к бдительности.

1968

Мартин Андерсен-Нексе

Это был красивый, сильный человек и яркий, своеобразный писатель – певец горестей и радостей своего парода. Красив он был всей его мужественной жизнью, жизнью борца, жизнью убежденного коммуниста, который, когда дело касалось политической борьбы, не знал отвратительных мелкобуржуазных обезоруживающих компромиссов.

Да, собственно, и могло ли быть иначе у Мартина Андерсена-Нексе, сына датского каменотеса? Пролетарий по крови, он был неизменно верен тому классу, который породил его и как человека и как художника. Плечом к плечу шел он вместе с рабочими Дании до конца своих дней: с первых юношеских рассказов, с первых газетных статей до романа «Мортен Красный», которым завершалась его обширная и многоплановая историко-революционная трилогия о Пелле-завоевателе и Дитя-человеческом. И шел убежденно, не слыша брезгливой хулы буржуазных критиков, подчас, чтобы не уступить, собирая всю свою волю в тугой комок.

Помнится, в дни войны, в годы ленинградской блокады, когда ленинградцам было неимоверно трудно, я читал