Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все-таки на людей плевать не надо.
– Что это вы такая агрессивная? Всё вам не так, напали на меня ни с того ни с сего. Из-за уборки клуба, что ли? Да ладно, найду я вам уборщиц. Могли бы люди и субботник организовать, так ведь теперь задарма никто не хочет работать. Всё за деньги, а у меня нет печатного станка. А уж вы сегодня, извините, просто как с цепи сорвались.
– Это от болезни, наверно. Дома тепло, а на работу придешь – опять простужаешься. И конца этому нет. И знаешь, что воры рядом, тепло твое растащили, а молчишь, не хочешь ссориться. Вот так молчишь, молчишь, да и не выдержишь…
Колесниченко поставил наконец на стол кружку и посмотрел на Ирину злым неподвижным взглядом.
– Я вам много чего высказала, Тарас Семенович, простите, наболело. Но дело вот в чем…
– Давайте, давайте, что у вас еще? Я внимательно слушаю.
– Мне вчера позвонили из… неважно, откуда. Скажем так: из одного южного региона. Там живет моя старая подруга. И вот сообщает она мне, что в местном театре освобождается место литературного редактора. Меня туда готовы взять. И я согласилась, уж больно многое мне здесь не нравится.
– Думаете, в другом месте будет лучше?
– По крайней мере, там тепло. Ехать необходимо срочно, почему-то оформиться следует обязательно до Нового года – не знаю, какие-то финансовые формальности. Так что вот мое заявление об уходе с работы с завтрашнего дня.
Он оторопел и как будто обрадовался. На это, собственно, и был расчет.
– Вот уж никак не ожидал такого поворота. Но удерживать не смею. Только ведь по закону надо отработать две недели. Провели бы праздники…
– Нельзя. Место уплывет.
– Не думал, что мы с вами так… не по-доброму расстанемся.
– А мы расстанемся по-доброму. Только подпишите заявление об уходе с завтрашнего дня, да хорошо бы мне сегодня получить расчет. Ехать-то на что? Денег нет.
– Вряд ли рассчитать вас успеют так быстро.
– А вы позвоните в расчетный отдел, прикажите. Сделают.
Он размашисто подписал заявление и набрал телефонный номер расчетного отдела…
«Прощайте, Тарас Семенович, – подумала Ирина, выходя на улицу. – Знали бы вы, как сильно меня разочаровали! А как забавно было бы, если бы вы догадались, какая я дрянь на самом деле. А может, догадались? Впрочем, мне все равно…»
Идти в клуб, объясняться с Надеждой очень не хотелось. Но надо, не придешь – Надежда прибежит к ней домой – что, мол, случилось. Значит, надо идти. Она сразу коротко обрисовала своему директору ситуацию: подвернулась хорошая работа в другом городе, придется уехать. Надежда слушала Ирину, приоткрыв рот и распахнув глаза, в которых на миг вспыхнула крохотная искра радости. Потом закрыла лицо руками и заплакала.
– Надя, Надя, ну что ты, не плачь, – успокаивала ее Ирина, гладя по голове. – Всё хорошо, все свои неотложные дела мы с тобой переделали, а уборщиц Колесниченко пришлет, он обещал. Так что не переживай, встретите Новый год на славу.
– Да что Новый год! Как же я тут без вас?
– Зря ты так. С твоими способностями ты знаешь как развернешься!
– Какие способности? Ногами дрыгать?
– Неправильно говоришь. Ты человек творческий, с фантазией, энергичная, деловая. И помощницу тебе дадут. Будешь здесь хозяйкой, первой дамой в деревне.
– А может, не поедете, Ирина Викторовна?
– Надо, Надюша, – обняла ее Ирина и в этот момент почувствовала легкий укол в сердце, комариный укол, который обозначается коротким словом «тоска» и совсем уж неприятным словом «совесть».
Эта была минутная, даже секундная слабость, капля в море ее счастья. Ничто, никто не имеет теперь значения. Вот только еще Матрена Власовна. По дороге домой. Ненадолго. Коротко. И без эмоций.
Ирина накупила в магазине любимых Матреной вкусностей, взяла бутылку водки.
– У нас отвальная, Матрена Власовна, – сказала она с порога. – Накрывайте на стол.
– От… чего? – не поняла Матрена.
– Прощальный обед.
– Как так? Разве сегодня Прощеное воскресенье? Что-то я сомневаюсь.
– Вы не поняли. Я уезжаю завтра, выпьем и закусим на прощание.
– Куда едешь-то? В наш город? Надолго ли?
– Насовсем уезжаю, в другой город, работать.
– А здесь-то не работа, что ли?
– Там лучше будет.
– Оно конечно. Рыба ищет, где глубже, человек – где лучше. И домик мой, выходит, тебе не нужен. Ну ладно, продам его кому-никому. Ладно, коли так.
– Вы меня простите, что бросаю вас.
– А чего меня бросать? Я не окурок какой. Я еще вона какая крепкая. Скоро лето, огород посажу, по травке похожу. А ты езжай, езжай. Может, в отпуск приедешь?
– Может быть, – усмехнулась Ирина. – Хорошо тут у вас. И спасибо вам за все.
– Спасибо – не леденец, за щеку не положишь… Нет, нет, денег не возьму. Давай накрывать, будем гулять. Ты только домик прибери, когда будешь уезжать. Продавать стану – чтоб чисто было…
Ни слезинки, ни сожаления. Даже обидно. Вот баба! Железная леди…
Нужно было, не сорвавшись на бег, добрести до своего дома, доиграв до конца роль больного человека, – так, на всякий случай, если кто-то заметит. Дома Ирина закрыла дверь на ключ и почти закричала, забыв об осторожности:
– Все, Аркаша, все! Я свободна, уезжаю в некий южный город, где меня ждет новая интересная работа.
– Какая работа? – спросил он, блестя тревожно радостными глазами.
– Никакая. Это легенда. Я уволилась, получила выходное пособие и попрощалась с Колесниченко, Надеждой и Матреной.
– Тебе поверили?
– Еще как! Считай, все рыдали. А Колесниченко, хоть и притворялся огорченным, но был даже рад. На мое место он никого, конечно, сажать не будет, сэкономит деньги. Останется одна Надежда, как раньше было. Это он для меня должность придумал.
– За что тебе такие преференции?
– Как за что? Он же у меня «под колпаком», я тебе рассказывала.
– Нет, ты не рассказывала.
Правда, правда, Ирина не рассказывала. Зачем ему было знать, как она поймала Колесниченко «на крючок»? И как она лицемерно, корыстно дружила с ненавистной тюремщицей Матреной? И как по ее наводке избили талантливого глупого подростка? И зачем ему было знать, с каким интересом, молча она выслушивала деревенские сплетни и откладывала их в память, про запас – а вдруг пригодятся? Зачем было набрасывать тень на свой светлый образ? И вот чуть не проговорилась.
– Да ладно, я пошутила. Просто уважаемый Тарас Семенович был в восторге, что приехала грамотная дама из Санкт-Петербурга, и решил устроить в своей деревне «культурную революцию». Но не сбылось. Грамотную даму с нетерпением ждут во всех концах нашей Родины. И хватит болтать. Мне надо делать уборку и собираться.