– Хорошо, что Стефано успел заснять, как Сабри и Ивано увозила полиция, теперь эти кадры дорогого стоят, тем более если события будут развиваться в этом направлении. Да, кстати, а что Ивано?

– А Ивано трясся и потел на допросе. Он подтвердил, что был с Беа в близких отношениях.

– По их эсэмэскам это уже было ясно, – встряла Лола.

– Полиция высказала предположение, что Беа была беременна, – закончила Дана, оставив реплику Лолы без ответа.

– Ого! Я что-то о беременности ничего не помню из результатов экспертизы.

– Никакой беременности не существует, они так проверяли Ивано и Сабрину, кто быстрее проговорится, а там, глядишь, и еще что-нибудь выложит.

– А признание Маурицио уже вообще не брали во внимание или как?

– Относительно убийства полиция все больше склоняется к мысли, что убил не он.

– А что там с дневником Беа?

– Все, что имею, сброшу тебе по электронке, а если в двух словах, так там подробно описаны отношения Ивано и Беа и то, как Сабрина их ревновала. Для четырнадцатилетней девочки очень необычные рассуждения.

Таким образом, перед Лолой вставала дилемма – договариваться о внеплановом выходе с новыми событиями дела в Аверане, для чего надо было остаться и дать репортаж прямо отсюда, или рискнуть и рассказать все новости уже на своей программе «Их кто-нибудь видел?», если они еще останутся «новостями» и ушлые коллеги не опередят ее.

Ей понадобилось всего три секунды на принятие решения – приоритетом в работе всегда являлась ее личная передача, и лозунг «все эксклюзивы там» еще никто не отменял.

А Дану и Стефано учить не надо, как сделать так, чтобы наши друзья-журналисты ничего не узнали. У них был даже разработан один безотказный способ, который давал возможность выиграть время. Кто-то из их группы, как бы нечаянно, бросал убойную, но ложную информацию, и пока коллеги бежали проверять ее, время было упущено.

Лола была уверена, что именно этим способом Дана воспользуется и сейчас.

– Жду от тебя сообщений, и все остаемся на тех же местах – ты со Стефано работаешь здесь, в Аверане, а я поеду подготовлю материал, и всю последнюю информацию дадим в «Их кто-нибудь видел?». Видишь, что творится? Каждый час что-то происходит. Я уверена, что вы справитесь. Чао, пока! – И она высадила Дану из машины.

«Сделаю еще одну отличную передачу, накал событий это позволяет», – прикидывала Лола, выруливая к морю.

Структура программы была уже отработана и всегда планировалась таким образом: сначала шло напоминание о произошедших событиях с короткими комментариями и фрагментами предыдущих репортажей, потом давались последние новости и интервью, излагались гипотезы, далее шло обсуждение. Приглашенных выбирала сама Лола, присутствующие высказывали свои мнения, и чем они были оригинальнее, тем больше времени ведущая выделяла на дискуссию. Никогда не навязывая личную точку зрения, Лола все-таки объясняла свою позицию. Выстроить передачу было не так просто, поскольку она шла в прямом эфире, и любой звонок в студию грозил увести программу в другое русло. Гости, находящиеся в студии, должны были быть готовы к любому развитию событий, должны были уметь быстро сориентироваться и высказать свое мнение по любому вопросу и поводу.

Теперь по делу в Аверане, крича и размахивая руками, все рвались ввязаться в полемику, так что вставала другая проблема – не дать говорить всем одновременно, а с итальянцами это было ох как сложно. Лола не раз наблюдала, как трудно приходилось ведущим политических программ, когда представители разных партий были готовы растерзать не только друг друга, но и журналистов. Совсем не просто было сдержаться, когда ты принадлежал к одной из них, имел свое четкое мнение и, хорошо зная материал обсуждаемой темы, видел, как один из гостей без зазрения совести лепит полную чушь. Но высшим пилотажем считалось, когда телеведущему удавалось мягкими наводящими вопросами, в которых уже заключался ответ, без лишнего крика и скандала донести до слушателей свое мнение, оставив в полном недоумении говорящего и доказав его полную несостоятельность.

Больше всех знаменит такими «выходками» был Альберто Гралини, работающий на программе «Гиены». Своим скрипучим голосом и издевательской интонацией, к которой невозможно было придраться, он так умел провести интервью, вкладывая в разговор совершенно другой подтекст, что отвечающий до последнего верил, что он говорит и выглядит очень серьезно и внушительно, совершенно не осознавая, что происходит. И только увидев себя на экране, начинал понимать, какому поразительному изменению подверглись его ответы, хотя все слова его прямой речи были оставлены нетронутыми.

– Как вам удалось отстоять свою точку зрения в Парламенте? – ласково интересовался Гралини, хорошо изучивший материал и прекрасно знавший, что интервьюируемый полностью провалился на последних дебатах. На что парламентарий, как правило, раздувшись от собственной значимости и вдруг поверив, что он действительно чего-то добился, начинал внушительно: «Ну, как вам сказать… на мой призыв нельзя было не откликнуться, тем более в тяжелое время кризиса…»

– Конечно, конечно, – подбадривал его Гралини, после чего окрыленный политик окончательно утопал в трясине общих фраз и заканчивал интервью откровенной чушью, превращая передачу в юмористическую. А как виртуозно он провел репортаж с политиком Роберто Формикони!

– Как продвигается строительство эстакады? – скрипел Гралини. – Кажется, со вступлением вами в должность работы вышли на другой уровень? – вкрадчиво подбрасывал он наживку.

И Формикони, забыв о распиленных откатах, радостно заглотил приманку.

– Да, да, вы совершенно правы, мы сильно увеличили темпы возведения автомоста.

Внизу экрана шла раскадровка пустынной стройки.

– К сожалению, нам пришлось поменять железобетонные конструкции. – Камера медленно проползала по старым рассыпающимся сваям с торчащими железными прутьями, и так каждый последующий кадр противоречил очередной фразе, сказанной Формикони.

Вся Италия знала, что эстакада в Калабрии строилась уже почти десять лет, хотя срок исполнения прошел уже три года тому назад, и затраты на ее реализацию как-то сами собой увеличились на миллионы и миллионы евро, и только Формикони, который вступил в должность совсем не вчера, все рапортовал об успехах.

Наверное, и эта передача могла бы превратиться в юмористическую, если бы не так грустно выглядели кадры с изображением заброшенных цементных блоков и треснутых перекрытий, мелькающие под щекастой физиономией улыбающегося Формикони.

Лола очень симпатизировала этому успешному журналисту и была рада, что они работают на одном канале, но по разной тематике, и он не является ее конкурентом.

Вторыми по сложности работы со зрителями и специально приглашенными считались криминальные передачи. Лола помнила о своем последнем эфире, который поднял рейтинг программы на заоблачную высоту и оставил особый след в ее душе. На этот раз она старалась предусмотреть все возможные варианты развития событий. «Главное, что я сама оказалась в центре этой истории, – размышляла Лола, – это случается не так часто. Я смогу от первого лица еще раз рассказать, что произошло и как мы попали в западню, но уже с окончательно названным злодеем, точнее злодейкой».