Много-много лет Маурицио не отдыхал так, как здесь в тюрьме. Он горько усмехнулся своей мысли. После ужина ему давали успокоительное, и он засыпал сразу же, но спал тяжело, ворочался и все вспоминал случившееся – снилась ему Беа, которая тянула руки из черной дыры колодца и все шептала: «Холодно мне, холодно», снился ее красный накрашенный рот, но как-то отдельно от нее самой, как будто он жил и говорил с ним сам по себе – открывался, выплевывал слова и хохотал этим наглым смехом, каким умела смеяться только недоступная Беа. Наутро он вставал такой же уставший и еще долго не мог прийти в себя от ночных сновидений.

– Какого черта ты отнес в полицию мобильник Беа?! И даже не посоветовался! А какого хрена ты его себе оставил, ведь было сказано: жги все?! Одурел совсем под старость! Или в тюрьму сесть не терпится? – кричали на него жена и дочь.

А он дрожал, как в лихорадке, от одной мысли, что труп ребенка никогда не найдут и он не будет предан земле. Оставив себе ее розовый телефончик, как память, он решил, что, если отдаст его полиции, сказав, что нашел в поле, это поможет следствию разыскать и похоронить тело девочки. А дальше… Что они смогут узнать, когда труп пролежал в воде более двух недель? Да и вряд ли подумают на его семью, ведь в Аверане все знали, что Беа для них как родная. Но к худшему Маурицио тоже был готов…

Ночные видения все продолжали мучить его, а чувство вечного озноба, казалось, поселилось в нем с тех пор, как он опустил труп племянницы в гниющую воду.

Не освободился он от этих снов даже после того, как указал то жуткое место, куда бросил тело. И даже после того, когда мертвую Беа подняли на поверхность, ночные кошмары так и не оставили его.

Проснувшись, он сразу вспомнил про свой оливковый сад, который ждал, когда его семья примется за сбор урожая, и погрустнел еще больше. Трактор так и не починен, сети, которые они раскладывали под деревьями, не залатаны, да и кто будет всем заниматься, ведь его дочь тоже сидит в тюрьме. Про Сабрину он знал из новостей, которые постоянно показывали по телевизору. Самоуверенная журналистка Лола то комментировала так, как будто все ей уже известно заранее, а иногда, наоборот, подавала произошедшее таким образом, что знак вопроса будто зависал в воздухе, оставляя всех в полном недоумении.

Новости им разрешали смотреть в общем холле, а его историю теперь называли «Убийство в Аверане» и крутили буквально по всем каналам, но он все переключал на пятый, чтобы еще раз увидеть, как эта стройная девушка, четко выговаривая слова, раскладывала по полочкам все события последних дней.

На экране опять появились машины с мигалками и Сабрина в сопровождении двух полицейских, усаживающих ее на заднее сиденье.

Маурицио совершенно не представлял, чем может помочь дочери, кроме того, что он уже сделал. И то ли от лекарства, которое он принимал на ночь, то ли от того, что все пережитое было выше его сил, на него напало тупое опустошение. Ему стало совершенно все равно, что там мелькает на экране и какие реплики отпускают сидящие здесь же заключенные.

И откуда они все это накопали? – и он с равнодушием узнавал новые для себя подробности о своей дочери, о жене и даже о себе самом.

Дорога была долгой, почти шесть часов, нового материала было полно, и Лола начала обдумывать план программы, но мысли все время сбивались совершенно в другое русло. От Пино не пришло ни одной эсэмэски, а открывая свою почту, Лола каждый раз так нервничала, ожидая увидеть от него письмо, что, когда надежда не оправдывалась, застывала, тупо уставившись в монитор и оплакивая свою женскую судьбу. Несомненно, ей хватало пары минут, чтобы прийти в себя и обложить этого Пино последними словами, но с каждым разом это давалось все труднее. Мало того, ей даже приходили мысли вроде: «А если что-то случилось, если произошло ДТП, а если он заболел…» Но она тут же одергивала себя: ну конечно, здоровый мужик, чем он может заболеть, мы же не в России в марте, когда грипп косит все города и веси, мы в Италии с мягким сентябрьским солнцем. По поводу дорожного происшествия тоже понятно, что, если, не дай бог, что-нибудь действительно произошло, вся Аверана была бы в курсе, и Лоле одной из первых сообщили бы об этом, так как здесь она стала известна не только как журналистка, но и как девушка Пино.

Лоле нравилось думать под тихую музыку во время езды, и большинство ее гениальных идей родилось именно в машине, но сейчас она никак не могла сосредоточиться на работе.

«Коль чувствуешь ты головокружение, кружись в другую сторону – поможет»[2], – вдруг выплыли из памяти строчки из «Ромео и Джульетты». «А и правда, пойду на тусовку, как только приеду», – решила Лола и почему-то подумала о компании Стефано и его девушки.

«Ну уж нет, при чем тут они, когда мне нужен сумасшедший вечер, а может, даже и ночь». Память услужливо подкинула парочку знакомых режиссеров и одного звукооператора, которые уже давно пытались безуспешно приударить за Лолой. Но стоило только представить их рядом, как ее чуть не стошнило. Она резко затормозила. Такого с ней еще не случалось! Это что, приворот от Пино? А может, постаралась его мамашка? Она обескураженно закрыла глаза и опять воссоздала рядом с собой одного из намеченных на вечер мужчин – реакция была та же.

«Ну уж нет, я так издеваться над собой не позволю!» – подумала она. Для пробы она изобразила себя в объятьях Пино в медленном танце – и тут же ее понесло и закружило между землей и небом, и такая сладость разлилась по всему телу, что она поняла, что от нее уже ничего не зависит, и что сделать с этим ничего не возможно.

– Но мы еще поборемся! – крикнула Лола, трогаясь с места и вдавливая педаль «по самое не хочу». – Если не получится утопить себя в крутой тусовке, то утоплюсь в работе. – Но сомнения в реализации задуманного начали тут же бороться с ее благими намерениями.

Остановившись на заправке выпить кофе и немного размять ноги, она заставила себя подумать о том, кого пригласить на программу. Сабри и Ивано в полиции, Микеле тоже, Анна и Козима однозначно откажутся…

Звонкая трель мобильника прервала ее размышления. Это была Дана.

– Ты где?

– Да на светофоре стою, на перекрестке Аурелии, а что?

– Ты после светофора можешь остановиться где-нибудь?

– Попробую, но зачем?

– У меня сообщение такое, что ты должна выслушать его в состоянии покоя.

Лолу как холодной волной накрыло.

– Что-то с Пино?

– Господи, ну при чем тут твой воздыхатель, мы же расследование проводим, а ты все про Пино. Остановилась? Могу говорить? – Дана заметно волновалась.

– Да говори уже! – Подрезав синий «Фиат», Лола резко вывернула руль и, услышав, как вдогонку истошно засигналили, воткнулась в щель между двумя припаркованными машинами.