— Ты! — заорала Гюрза. — Сволочь! Из-за тебявсе! Как свяжешься с мужиком, так у него неприятности! Котенкин из-за тебя ваварию попал, чуть не погиб! Теперь и этого угробить хочешь?

В глазах у меня все помутилось от ненависти, как она смеетупрекать меня за Мишку? Я и сама себя казню, но ни от кого не желаю слушатьподобные вещи, тем более, от этой стервы.

Я рванулась к Гюрзе и модна вцепилась ей в волосы.

Хищники семейства кошачьих, как известно, перед тем, какнапасть, бьют хвостом и прижимают уши, поэтому дрессировщики заранее могутпоостеречься. Волки как-то по-особенному рычат и вообще долго преследуют своюжертву. Я же в данном случае поступила как медведь, который, по утверждениюдрессировщиков, никогда не предупреждает, что он чем-то недоволен, а простобьет лапой наповал.

Ошарашенная внезапным нападением, Гюрза несколькозамешкалась, и я успела как следует попортить ей прическу. На ощупь ее волосынапоминали колючую проволоку, так что выдрать клок я не смогла, затоперехватила их поудобнее одной рукой, а другой рванула ворот блузки, и пуговицыпосыпались на пол с дробным стуком.

Гюрза мотала головой и пыталась освободиться, но я держалакрепко, и все рвала и рвала в клочья воротник блузки. Беспорядочно махаяруками, Гюрза добралась наконец до моей шеи и попыталась придушить меня, итогда я, не примериваясь, ткнула кулаком ей в глаз.

Неизвестно, что было бы, если бы я попала именно в глаз,возможно, меня посадили бы в тюрьму за членовредительство, но Гюрза сумелавовремя увернуться, и кулак мой попал по скуле. Скула у нашей Гюрзы жесткая,она вообще вся состоит из одних костей, поэтому я сильно ушибла руку и отнеожиданности выпустила ее лохмы.

Невозможно себе представить, какое удовольствие я получалаот нашей драки. Только сейчас я поняла, как давно и сильно мне хотелось набитьГюрзе морду. В одно мгновение я поняла и где-то даже посочувствовалаклептоманам и даже маньякам: ну нет у людей больше сил сдерживать своипреступные желания!

Гюрза, ощутив свободу передвижения, немедленно вцепилась вмои волосы, а поскольку они у меня не из колючей проволоки, то она сумелавыдрать здоровенный клок на затылке. От боли и злости у меня брызнули слезы —этак еще и лысой оставят!

Я сменила тактику: решила выцарапать Гюрзе ее змеиныеглазки, но ведьма была начеку и берегла лицо, и потому я оторвала наконецворотник у многострадальной блузки и дернула лямку бюстгальтера, мимоходомотметив, что носить его нашей Гюрзе совершенно незачем: она оказалась не толькохудой, но и ужасающе плоскогрудой.

Гюрза пнула меня под коленку, и, падая на пол, я прочертилатри здоровенные царапины у нее на шее, как утверждал потом Кап Капыч, в трехмиллиметрах от сонной артерии.

Сам Кап Капыч замечал краем глаза какое-то подозрительноедвижение в кабинете у Гюрзы — там стоит всегда такая духота, что дверь открыта.Но поскольку никому не придет в голову лишний раз заглянуть к ней в кабинет —кому охота по собственной воле в террариум заглядывать, — то Кап Капычсмирно сидел за компьютером и работал.

Наше с Гюрзой столкновение происходило в полной тишине, мыне тратили сил на взаимные оскорбления. И только когда из кабинета раздалсягрохот от моего падения, Кап Капыч бросился туда и застал такую картину.

Я лежу на полу, а Гюрза, в разорванной блузке и сокровавленной шеей, попирает меня ногами. Петя ахнул и бросился спасать моюжизнь. Одним мощным движением плеча он отправил Гюрзу в угол, причемприземлилась она на голову. Кап Капыч у нас человек мирный, но здоровый,силушкой его Бог не обидел, а тут он к тому же очень разволновался за меня.Словом, Гюрза получила по полной программе: сначала порвали дорогую шелковуюблузку и бюстгальтер, потом расцарапали шею, да еще и стукнули головой о стену.

Я же, как оказалось, ничего особенно себе не повредила, еслине считать выдранного клока волос. Небольшая плата за полученное удовольствие!

Гюрза очухалась и рыдала в углу от бессильной злобы. Петяудостоверился, что слезы у нее самые настоящие, и проникся к начальницесочувствием. Все-таки доброе у него сердце!

Он достал откуда-то пузырек с перекисью водорода и обработалцарапины, потом, вооружившись иголкой с ниткой, приметал воротник блузки изашил ее наглухо, чтобы не возиться с пуговицами, так что снять блузку с Гюрзытеперь можно было только вместе с головой.

Пока он так суетился и ласково гудел над Гюрзой, как шмельна весеннем солнышке, я в одиночестве зализывала раны на рабочем месте. Никакихсиняков и ссадин я у себя не нашла и осталась этим очень довольна.

— Ну ты даешь, — сообщил Петя, вернувшись наконециз кабинета. — Что это на тебя нашло? Так и убить ведь могла…

Я находилась в чудном расположении духа, так что простопоцеловала Кап Капыча в щечку и удалилась, напевая вполголоса любимый романсАнны Леопольдовны:

— Ах, зачем эта ночь так была хороша!

Не болела бы грудь.., у кого она есть, конечно…

Наутро я поднялась рано.

В прихожей Леопольдовна чистила мужской костюм.

— Анна Леопольдовна, чтой-то вы с утра такаямрачная? — спросила я, остановившись рядом с ней и сонно потягиваясь.

Признаюсь честно, что люблю наблюдать за трудовым процессом.Как верно замечал бедняга Мишка Котенкин, на три вещи можно смотретьбесконечно: на огонь, на воду и на то, как другие работают.

Леопольдовна мрачно на меня оглянулась и недовольнофыркнула:

— Совсем мать твоя сдурела, нянчится с этим своимстаричком, как с младенцем. Кормит его, поит, пылинки сдувает… Вот костюмвелела почистить… А он-то, старый греховодник, все по сторонам зыркает! Виделая, как он с Ираидой переглядывался! Тьфу! — Леопольдовна отвернулась и ещеактивнее заработала щеткой.

Леопольдовна у нас отличается тем, что когда что-нибудьдумает о человеке, то сразу же это и говорит. Впрочем, у многих старух такаяпозиция, их мало волнует, что люди могут обидеться. А которые не обидятся, теразозлятся, а которые не разозлятся, тем вовсе неинтересно слушать, что о них думаетстаруха-домработница. Все двери в прихожую были плотно закрыты, так чтооставалась надежда, что Петр Ильич не расслышал. Впрочем, Леопольдовна говорилавсе это для мамули.

Из-за подкладки пиджака вылетела какая-то маленькая бумажкаи мягко спланировала на пол. Чтобы не заставлять Леопольдовну лишний разнагибаться и не слушать ее ворчания, я подобрала бумажку и понесла на кухню,чтобы выбросить в мусорное ведро — все равно по дороге, кофе нужно поставить…

Однако не тут-то было: в приступе хозяйственного рвения АннаЛеопольдовна ведро не только опустошила, но и вымыла, и теперь оно сохло,перевернутое вверх дном. Я машинально взглянула на бумажку, чтобы решить, кудаее выбросить.