– Мелочи. Подлечат, и снова в строй. Вы-то как?

– Какие же мелочи? – возмутилась Сига. – Нога в гипсе, сами наверняка едва уцелели… Лезете вперед, словно другая жизнь в запасе…

– Уцелел же, – пожал плечами Чачу. – Даже не похудел нисколько.

От полулежачего образа жизни начал намечаться животик, и Бату казалось, будто собеседница обратит внимание на кажущийся изъян.

– Придется взять над вами шефство. У нас в ресторане питаются многие генералы, даже сам Маршал заходит порою посидеть свободным вечерком. Буду доставлять вам обеды сюда… нет, даже лучше! Сегодня же поговорю с братом, чтобы вас перевезли к нам. Дом большой, места всем хватит. Быстрее пойдете на поправку. С медиками тоже договоримся насчет процедур.

– Какие процедуры, когда гипс?

Чачу чувствовал себя неловко. После череды боев он казался себе огрубевшим, не годным для общения с противоположным полом. Да и был бы здоровым…

– Тем лучше. То есть, не лучше, конечно… – немного смутилась Сига.

Как понять, что хорошо и плохо в ранах?

И лишь теперь Чачу стало легко. Словно они не расставались никогда, разве что на считаные дни, и не было долгой дороги среди войны. Лишь за языком чуть следить надо. Вдруг вырвется что-то не предназначенное для нежных ушек?

Без женщин мужчины грубеют быстро…

Дом мог вместить не только одного Чачу, а добрую половину офицерских палат. И даже нашлось бы место для медицинского персонала. Но в действительности, кроме перебравшегося сюда раненого офицера да хозяев, в комнатах никого не было. Нет, внизу жила прислуга. Как по привычке посчитал Бат, девять человек. Восемь мужчин самого призывного возраста, крепких, с повадками людей, которым доводилось бывать во всяких переделках, и немолодая женщина. Между прочим, тоже с довольно спортивной фигурой. Повар, садовник, уборщик, шофер, охранники… Хотя, на роль последних тянули все.

В принципе, ничего удивительного. Про довоенные императорские времена говорили разное. Чачу, по тогдашнему малолетству, помнил мало, но, начиная с падения первых атомных бомб, порядок пошел вразнос, и повсюду расплодилось множество различных банд. Лет с тех пор прошло порядочно, однако грабежи, убийства, налеты так и остались привычным делом. Вот каждый и берег себя как мог. Горожане ставили двери покрепче и замков побольше, а с наступлением темноты предпочитали отсиживаться дома. Жители сельские организовывали отряды самообороны. Люди состоятельные обзаводились охраной – в зависимости от величины богатства. Даже отец Бата, весьма обедневший в последние годы, держал пару телохранителей. А уж тут…

В целом, жилось Чачу неплохо. Выйти в город по понятным причинам он не мог, зато подолгу торчал в саду. Большей частью сидел в беседке или же на одной из лавок, иногда прыгал на костылях да потихоньку поругивал судьбу, сделавшую его на некоторое время одноногим. Читал, хотя книг в библиотеке ресторатора оказалось до обидного мало, жадно слушал новости и всевозможные сводки с театра военных действий. Ну и, конечно, массу времени проводил с Сигой. Никаких вольностей девушка не позволяла, зато охотно слушала рассказы первого лейтенанта и порою подпевала, когда Чачу брал в руки гитару.

Но – было приятно и без вольностей. К тому же Бат сам не особо добивался благосклонности Сиги. Неудобно было перед приятелем, который до сих пор оставался в огне. Бррикадирури был влюблен, а Бату девушка просто нравилась, и казалось бесчестным, воспользовавшись случаем, переходить новоиспеченному ротмистру дорогу.

Борн был человеком влиятельным, потому порою в гости к нему заглядывали разные высокопоставленные люди. Чиновники, предприниматели – весь местный цвет общества, к тому же сейчас по понятным причинам щедро разбавленный военными. Полковники, бригадиры, пару раз даже генералы заезжали к хозяину, о чем-то беседовали с ним и обычно потом навещали Бата. Раз в доме находится раненый офицер, да к тому же обладатель двух знаков воинской доблести, поневоле приходилось продемонстрировать армейскую солидарность, хотя бы мимолетно расспросить танкиста о боях, поинтересоваться, нет ли общих знакомых?

Порою находились. Гарду, Лепс, многие также знавали Дрына. Первого и последнего уважали, хотя вряд ли любили, а вот по бывшему командиру танково-штурмовой мнения расходились. Одни с восторгом вспоминали совместные посиделки и жалели о гибели славного малого, другие едва заметно кривились. То ли от зависти, ведь покойный бригадир был молод для своего чина, то ли по другим, более существенным, причинам.

Зато гражданские обходили офицера стороной, в крайнем случае ограничивались парой дежурных фраз. Разве что импозантный мужчина, оказавшийся вице-мэром, пытался подробно и с некоторым знанием дела выспрашивать о ходе первых боев.

Чачу, разумеется, обходился общими ответами. Ехали, стреляли, смели́, сами попали под раздачу, поехали дальше. Никакой ругани в адрес вышестоящих, никаких разгромов. Все нормально, просто на войне всегда умудряешься получить сдачи.

Кому надо, тот знает, а прочим пока война – ни к чему. Потом, когда отгремит…

На самом деле все было отнюдь не столь безоблачно. Сводки с фронта, на первый взгляд бравурные и лихие, знающего человека не могли ни обмануть, ни обрадовать. Просто здесь, за высокой оградой, была некая иллюзия мирной жизни, и Чачу некоторое время не без наслаждения пользовался ею. Первое напряжение, весь тот груз, который человек неизбежно приносит с войны, схлынул. Разве так уж мало: сидеть и любоваться деревьями да кустами, не отыскивая за ними укрывшихся врагов?

Он и в этот раз расположился на лавочке не очень далеко от ворот. Просто как раз здесь имелось некое очень маленькое – здоровому перепрыгнуть не проблема – подобие пруда. Вода умиротворяет, даже такая, застывшая в декоративных берегах.

Сига куда-то уехала, приятелями среди прислуги Чачу не обзавелся. Он вообще не слишком жаловал мужчин, прохлаждающихся в тылу в военное время. Это если говорить слишком мягко. Приходили на память простые ребята, шедшие из боя в бой. Они почему-то не прятались за чужие спины, хотя вряд ли имели много оснований любить тот жалкий кусок земли, который остался от некогда великой родины. Почему же тогда эти?!..

Не такие же когда-то предали Императора?

Тоска. Поневоле захочешь обратно. Только гипс снимут самое малое дней через десять, а с такой ногой какой из него воин?

Между прочим, охрана зашевелилась. Кто-то приехал. Лучше бы…

Повезло. Во дворе появилась Сига. Веселая, энергичная.

– Скучаешь? – Они давно уже были на «ты».

– Почему же? Просто грущу. – Бат чуть взъерошил рукой волосы.

– Подожди. Я мигом.

Девушка исчезла. Появилась она действительно очень быстро. Даже не переоделась, оставшись в том же легком желтом платье, в котором ходила в город. Судя по наряду, ее отсутствие было вызвано отнюдь не важными делами. В таком виде гуляют, ходят по модным магазинам, посещают парикмахерские… Что-то действительно важное требует совсем иной, более строгой одежды.