Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Море позади сверкает, бликуя отражением вспышек. Я с восхищением замираю от красоты зрелища: подобно фантастическому монстру, красавец «Ослябя» изрыгает огонь всем правым бортом. Невооруженным взглядом видно, что огонь его налажен лучше, чем наш. Несколько мелких вспышек сверху, после небольшого перерыва подключается нижняя батарея: вспышки крупнее. Последними бьют большие орудия, и вновь: дружно и четко. Подготовка сказывается… Где-то читал, что на «Ослябе» был самый сплаванный экипаж эскадры. Очень на то похоже… И как же так… Всего полчаса в бою пробыл?!
Неожиданно корабль начинает крениться на левый борт, поворачивая, и я хватаюсь за леер. Впрочем, напрасно – крен невелик. Противоторпедный маневр? По пене за кормой заметно, что шпарим мы сейчас на самых полных парах. Узлов четырнадцать, никак не меньше. Может, и все пятнадцать. Выстрелы «Суворова» затихают, колонна кораблей остается правее. Когда броненосец выпрямляется, стрельба возобновляется с новой силой.
Ощущаю себя ненужным и лишним: мимо, торопясь, пробегают матросы… Пожарный расчет лихо вытравливает шланг по палубе, мастерски матерясь. Быстро мигает семафор на мачте… Вокруг кипит жизнь и бурная деятельность. Похоже, один я на всем броненосце не знаю, куда себя приложить…
– Курите?
Резко оборачиваюсь. Рядом незабвенный Борис Арсеньевич. Бывший конвоир и нынешний недруг. В руках заманчиво блестит открытый портсигар.
Ну уж нет… Если я в кают-компании не закурил, когда там топор можно было вешать… То сейчас, из твоих рук, дорогой Данчич…
– Нет… – гордо смерив его взглядом, холодно отвечаю я.
– Вот что, Вячеслав Викторович… – Офицер почему-то опускает глаза. – Не хотел бы, чтобы непонимание между нами переросло во враждебность. Пару дней назад я… – он протягивает мне руку, – несколько погорячился и вел себя не лучшим образом. Прошу простить!
Рука висит в воздухе. Ну что тебе сказать, Данчич… Я незлопамятен и конечно же прощаю! Пожимаю.
– Красиво стреляют… – Лейтенант кивает назад и закуривает, чиркая зажигалкой, отдаленно напоминающей легендарную «Zippo». – Лучшие в мире снаряды, один из сильнейших флотов… – Борис Арсеньевич продолжает что-то говорить, но я уже не слушаю.
Лучшие в мире снаряды… В голове услужливо всплывает картинка из интернета: целехонький японский флагман – ни следа от пожаров, не видно даже пробоин. А ведь нахватался больше всех от нас… Толку от такой мощи?.. Я вновь смотрю на «Ослябю». Сделав последовательный поворот, тот пристроился за нами, продолжая выбрасывать вспышки. Сколько там двенадцатидюймовых не разорвалось, попав в «Микасу»? Треть? А почему? Влажность или что-то другое? Где-то читал про конструктивные особенности, было там также про взрыватели…
– …Будет настоящим самоубийством со стороны японцев! Согласны, господин поручик? – Данчич победоносно смотрит на меня.
Впопыхах кивнув в ответ: конечно, мол, и все такое, я спешно откланиваюсь, оставив недоуменного лейтенанта в одиночестве.
Балда, дубина… Я костерю себя последними словами, торопливо спускаясь в лазарет. Рожественский как пить дать попрется через Цусиму, посчитав, что все исправил. Ну, избавится от транспортов, ну трубы-козырьки-дерево-уголь выбросит… Телеграф-маневры-стрельбу начнет поправлять… Уже поправляет вон… А снаряды?!
На подходе к здравпункту встречаю двоих матросов с парусиновыми носилками. Сделаны на первый взгляд добротно – имеется даже карман для ног. У одного через плечо перекинута связка бумажных пакетов, на каждом красный крест. Неплохо поставлена медслужба, я представлял, что дело обстоит куда хуже…
Открываю знакомую дверь – в лазарете торжественно-стерильная обстановка: ярко светят лампы из операционной, в предбаннике чаевничают четверо санитаров. Матавкин с Надеиным, одетые в белые халаты, что-то оживленно обсуждают в углу.
– А-а-а, господин поручик с амнезией… – с укором качает головой Надеин, заметив меня. – Слышал, слышал ваше утрешнее выступление… Что же вы, могли бы и признаться, голубчик, а не играть в болезни! – В голосе врача сквозит неприкрытая обида. – Коллеге-то рассказали сразу небось?
Что мне надо сделать? Покраснеть? Прости, эскулап морей, мне сейчас не до тебя. После отчитаешь враля, будет еще время:
– Аполлоний Михайлович, можно вас на минутку? – торопливо поздоровавшись, киваю на дверь.
Младший врач вопросительно смотрит на Надеина, тот машет на нас рукой.
– Секретничайте, чего там! Тревога учебная, раненых нет… Недолго, господин Матавкин! – летит вдогонку.
Утаскиваю друга подальше от людей, в самый дальний угол. Останавливаемся напротив двери с табличкой «Машинный складъ». Вроде рядом никого:
– Аполлоний Михайлович, скажите… – Я оглядываюсь по сторонам. – А сколько снарядов попало в «Аврору» во время Гулльского инцидента, не помните? Пять?
– Пять… – удивленно смотрит тот.
– А разорвалось?
– Полноценно – ни единого… У одного, кажется, отлетело днище… – Матавкин морщит лоб. – Сработал взрыватель, но заряд не сдетонировал. Я слышал, что они просто не встретили достаточного сопротивления, поскольку были бронебойными… А что случилось?
– Да так… – Я прислушиваюсь к канонаде наверху. Кажется, пошла на убыль. – Ничего существенного. – К адмиралу сегодня попасть – нереально?
– Вряд ли, сейчас идут стрельбы. Завтра разве что, – задумывается он. – Но вновь планируются учения, да еще с маневрами… – Матавкин подозрительно смотрит на меня. – Еще что-то припомнили? Признавайтесь!
Не врать же тебе, брат Матавкин… Раз сложилось так, что спим с тобой на одной кровати!
Вкратце излагаю ему то, что знаю. О количестве попаданий и проблемах с детонацией. После перехожу к причинам: завышенной заводской влажности с конструкцией взрывателей. В конце добавляю про тропики, которые сухости явно не прибавили…
– Во время стоянки в Нуси-Бе я несколько раз общался с Петром Евгеньевичем Завалишиным, старшим артиллерийским офицером с «Бородина»… – перебивает меня Матавкин. – Мы водим знакомство еще по Петербургу. Он-то и сетовал на высокую влажность в тропиках… – Матавкин от волнения теребит пуговицу халата. – И ненадежность деревянных пробок, коими затыкают отверстия взрывателей… – Пуговица оставлена в покое, настал черед терзаний лацкана. – Так вот, Петр Евгеньевич, по его словам, распорядился дополнительно герметизировать дыры!
Уже лучше. Хоть кто-то о чем-то заботился в этом походе, проявляя инициативу!
– Господин доктор, вас приглашают!.. – Из-за угла появляется санитар. – Господин старший врач просили быть!
– Передай, что бегу! – машет рукой Аполлоний. – Завтра попробуем придумать с визитом к адмиралу, – шепчет он мне. И, уже громче добавляя: «Вячеслав Викторович, прошу простить – служба!» – исчезает в сторону лазарета.
Так… Значит, хоть на «Бородине» снаряды не отсырели! Хотя… Гулльский инцидент случился у берегов Англии, а оттуда до тропиков – как до Луны пешком. Но снаряды тем не менее об «Аврору» не разрывались…