Какой вид принять на сей раз, я не знала.

— Как тебе удалось приехать? — спросила я.

— Взял несколько дней. — Он отвел взгляд.

— Ты можешь так делать?

— Я так сделал, верно? У меня для тебя кое-что есть.

Я даже не заметила, откуда он это достал, — я следила за выражением его лица. Красная лапища зависла над скатертью. Когда она поднялась, на столе лежало нечто… нечто вроде. Это был кругляк, черный камень с неумело вырезанным якорем. Я взяла его в руку, он был тяжелый. «Как мило», — сказала я. Это был верх уродства. Как ни странно, подарок был до того безобразен, что даже начал казаться мне красивым. И во второй раз моя благодарность была искренней:

— Он очень красивый. Спасибо, Роберт.

Это было единственное, что я могла сказать о медальоне. Нелепый якорь вызывал у меня жалость. Пока я держала его на руке, в голову мне пришли и другие слова.

— Это якорь.

— Нет, это камень с гравировкой якоря. Не шути.

— Откуда он?

— Из Кале.

— Теперь ты просто ходишь через канал? — Иногда Роберт рассказывал мне об экзотических краях. — Дальше не забираешься?

Плечи его напряглись.

— Слушай, умняга, ты когда-нибудь бывала во Франции?

— Нет, никогда. — Я мечтательно закатила глаза, понимая, какую серьезную ошибку только что совершила. По этому тонкому льду ходить опасно. — Должно быть, она… чудесна. Франция, я имею в виду.

— Она как Англия. Все на свете как Англия.

Когда мы с Робертом познакомились, он рассказывал мне о южных морях. Я слушала с разинутым ртом. Конечно, я знала, что они где-то существуют — на юге, определенно, — но я просто не могла поверить, что на земле могут быть такие места. Что-то вроде Индии, только прекраснее и меньше. Острова, которые сверкают, миражи, которые реальны. Я видела подобное только в театре. Роберт тоже их больше не видел. Возвращался к ним тоже только в театре. Роберт пересказывал мне свою жизнь по кусочкам, сегодня одно, завтра другое, а я сама восстанавливала картину. В пятнадцать лет он устроился в морской флот, на корабль ее величества «Чайка рассвета». По словам Роберта, они доплывали до самого Эдема, где не было ни Адама, ни Евы, зато остался Змей. Отслужив четыре года юнгой, Роберт был списан с корабля за кровавую пьяную драку. Потом, хотя он и ходил в море, на палубу военного судна ступить ему больше не довелось.

С тех пор как мы с ним познакомились, Роберт торчал на «Неблагодарном», обшарпанном торговом сухогрузе.

— Как бы то ни было, на этом корабле я чувствую себя не слишком-то хорошо. — Принесли вино, и Роберт осушил первый бокал, не дожидаясь тоста, как будто это был ром. — Они же там повысили круглого дурака, который трясется, как толстуха в первую брачную ночь. Кларка. Они повысили Кларка! До младшего рулевого!

— Пожалуйста, говори потише. — От второго «Кларка» все головы повернулись в нашу сторону. Хуже всего, что я уже слышала эту историю. — Разве ты мне об этом еще не рассказывал?

— Кларк… — Он меня не слышал. — Матрос второй статьи, теперь младший рулевой. Но, как говорим мы, моряки, я тоже не пальцем деланный.

— Не кипятись из-за этого. На «Неблагодарном» в конце концов поймут, чего ты стоишь.

— Да я и не кипячусь. — Роберт взглянул на меня. — Ты хорошо выглядишь. Смазливый видок. И морской воздух.

Я улыбнулась, пряча булыжник в сумочку. Именно в этот момент я вспомнила, что Роберт сделал со мной в прошлый раз. На шее моей следов не осталось. На шее — нет.

— Тебе не нужно бы столько пить…

— Слушаюсь, медицинская сестра. — Роберт допил бокал, а потом театральным жестом отставил его в сторону. — Я могу бросить пить, если захочу, я могу пить, если захочу. Ты же знаешь.

— Поэтому я и прошу.

— Поэтому я и не хочу, чтобы ты просила. Я пью или не пью. Я умею танцевать этот танец в одиночку. А теперь время танцев подходит к концу.

— Зачем ты так говоришь?

— Годы мои уже не те.

Роберт улыбнулся, но как-то неуверенно. Я погладила его по шершавой руке — тихонько.

— У каждого из нас годы уже не те. Ты прекрасно выглядишь. Тебе только надо… попробовать меньше пить. И постепенно у тебя получится. Когда мы будем жить вместе, я…

Овчинная шапка Роберта висела на спинке стула, а на лбу его отпечаталась четкая полоска. Он приложил к этой полоске руку — наподобие козырька:

— Что я вижу? Упреки по левому борту!

— Нет, это не упреки… Я знаю, ты на многое способен. На все, чего сам пожелаешь.

— Ясное дело, способен, королева морей. И на тебя я тоже способен. — Роберт слегка отодвинулся. — Послушай, это правда, что здесь на свободе разгуливает псих, который убивает нищих?

— Пожалуйста, говори тише.

— Я прочитал об этом в газетах, — добавил он, как будто оправдывая свой громкий вопрос. — Убийца потрошит их на пляже, ровно свиней. А ты вот решила уехать из Лондона ради спокойной жизни в своем городке!.. — Он беззвучно расхохотался.

— Дело не в этом. Я не хотела…

Нам принесли дымящиеся отбивные. Роберт подступился к блюду со своей всегдашней подозрительностью. Он вел себя как ребенок, знающий, что при виде еды не следует выказывать алчность, — если он признается, что голоден, у него заберут тарелку. Но я уже видела, как Роберт расправляется с пищей, когда вокруг нет людей, и знала, что означает для него это дымящееся мясо. Роберт отдавался обжорству настолько, что даже переставал говорить. Он даже на время переставал пить.

Вот он, подходящий момент, чтобы все ему рассказать, чтобы он понял.

По этой причине я почти ничего не ела, хотя и притворялась. Я играла с кусочком отбивной. Разрезала его пополам. Шевелила ртом. Выпивала глоточек. Почему я так волнуюсь? Господи, я ведь не хочу его бросать.

Вслух я сказала:

— Ты знаешь, мне сейчас очень хорошо. С тобой. — И сделала еще один шаг: — А в Кларендоне я нашла работу, о которой мечтала.

Роберт переводил глаза с меня на мясо, но мясу он уделял гораздо больше времени. Мне доставались лишь мимолетные взгляды. Я рассказывала о своих чудесных товарках, о чудесном главном враче (осторожно, он ведь мужчина), о своем милом пациенте (опять мужчина). Я быстренько вернулась к своим чудесным товаркам. И к чудесному жалованью. Роберт оставил на тарелке три обглоданные кости и проворчал:

— Ты и раньше столько зарабатывала.

— Но это ведь твердое жалованье, представляешь? Мы могли бы…

— Пока тебя не выкинут.

— Нет, они этого не сделают, я подписала контракт…

Роберт как раз сделал глоток. И чуть не выплюнул вино.