Возвращение оказалось утомительным, но вот мы наконец дошли до площади Кларенс, и там Роберт посчитал, что может оставить меня одну.

— Мне деньги будут нужны. Я заплатил за билет, чтобы с тобой свидеться, а у меня есть и другие расходы.

— Да-да, конечно.

Я открыла сумочку, чтобы вытащить остатки кларендонского жалованья (бо́льшая часть ушла на ужин и театр), но Роберт взял поиски на себя и забрал всё. Мы не попрощались: Роберт сказал, что зайдет за мной завтра ближе к вечеру, и молча побрел прочь, нагруженный алкоголем и подпольными впечатлениями. Я развернулась и пошла по проспекту в сторону моря, в Кларендон-Хаус.

Мне показалось, что впервые за этот вечер я дышу.

Но дышать было больно.

Вернувшись на рассвете в свою кларендонскую комнату, я не могла заснуть.

Я дрожала. Не знаю, от холода, страха или от любви.

Ну ладно, любовь я вычеркнула. Любовь — то, что называется любовью, — это совсем другое. Быть может, то была страсть: нечто ощущаемое всем телом, притом крайне редко, почти всегда в театре. Нечто такое, что тебя обязывает, куда-то тащит. Ночной спектакль прилепился к моим глазам и к нервам, я чувствовала дрожь во всем теле, как будто меня оглаживали незримые руки (сознаю всю скандальность написанного здесь). Когда наконец я обессилела и забылась, мне приснился длинный темный туннель, настолько узкий, что двигаться в нем я могла только вперед, обернуться было невозможно. Но худшее состояло в том, что я там была не одна, хотя и не понимала, где находится это нечто — впереди или позади меня. Единственным решением, возможным для меня, было движение вперед.

В общем-то, это был всего лишь сон. Но, проснувшись, еще не зажигая света, я помнила его ясно. Кто вожделел тебя так, как Роберт? Кто? Кто показал тебе мир, королева? Южные моря, восток и запад?

Пока я одевалась, меня не покидало горькое чувство вины — такого рода вины, когда сама не знаешь, что ты сделала не так. Такой вине нет прощения. Остается только отдаться ей и искупить. «Я отдаюсь, я отдаюсь», — повторяла я про себя, шагая по тихим коридорам Кларендона, царства покоя и ковровых дорожек.

Я уволюсь. Переговорю с Уидоном и доктором Понсонби. Я откажусь от этой работы, вернусь вместе с Робертом в Лондон. И в конце концов стану счастливой. Сложностей с увольнением возникнуть не должно, ведь уходили же предыдущие медсестры, работавшие с мистером Икс. Я могла бы даже свалить вину на…

Но нет. Мистер Икс ни в чем не виноват, и я не должна использовать его как предлог. Вообще-то, уход за этим странным человеком (почти две недели) — вот то единственное, чего мне будет жалко лишиться. Мистер Икс, его расследования, его скрипка. Я решила попрощаться с ним первым.

В комнате, как водится, было темно.

Я закрыла дверь и заговорила, глядя на спинку кресла:

— Доброе утро, мистер Икс, это снова я. Уверена, вчера вы по мне не скучали. И должна признаться, это чувство взаимно. Я провела двенадцать часов без разговоров о разрезанных трупах, что было поистине отрадно… — Но шутка застряла у меня в горле. Момент был серьезный. Важный. Да и упорное молчание моего пансионера как будто тоже призывало к серьезности. — Вообще-то, я не знаю, зачем вам рассказываю. Ведь вы со своими способностями давно уже все поняли, верно? Тогда зачем же… Мы могли бы торчать в этой комнате часами, вы бы объясняли мне, что я из тех женщин, которые ждут, когда им скажут «иди», потому что сами они не способны сказать «иду»… Вы были правы. А сейчас мне снова сказали «иди», и… Нет, вам этого не понять. Вы только угадываете, но вы не понимаете. Вам даже не важно понимать. Назовите это уколом. Я ухожу, сэр. Покидаю Кларендон. Но должна вам сказать… знакомство с вами… — Я растрогалась. Я не собиралась это произносить. Но все это было правдой, и я продолжила: — Знакомство с вами было для меня… Вы странный, да, но… заслуживаете… — У меня щипало в глазах, в горле, в душе. Там, где невозможно почесать. — Прошу прощения… почему вы молчите?..

Внезапно я задрожала.

Такое долгое молчание. «С ним что-то случилось», — всполошилась я.

— Мистер Икс? — Я шла к его креслу, вытирая слезы.

Сейчас я его увижу: халат, две туфли рядом, сложенные руки.

Но в кресле никого не было. Памятник Растерянной Медсестре.

В голове моей проносились самые нелепые идеи: спрятался в шкафу, висит на потолке, залез под кровать. В туалете для пациентов? Может быть, хотя это было бы против всех его привычек, мистер Икс посещал это место по утрам, в самый ранний час. С ним что-то случилось…

Не знаю, что заставило меня отодвинуть штору и посмотреть на пляж.

Этот человек — сумасшедший, подумала я.

Впрочем, это было ясно с самого начала.

Так я себе говорила, выбегая из Кларендон-Хауса и огибая здание. Он сумасшедший, я его медсестра. На этом все строится, таков мой мир, — с удовольствием погружая туфли в песок, — таков он и был со времен Эшертона, — приветственно размахивая рукой, — я ухаживаю за сумасшедшими, потому что они нуждаются в заботе. За сумасшедшими, которые задергивают шторы по утрам и выходят на пляж в самое неурочное время, в компании других людей — не настолько, но все-таки сумасшедших.

Дойл помахал мне в ответ, а мистер Икс подождал, пока я подойду ближе, чтобы запустить в меня своей скороговоркой, которой были нипочем и мягкость тона, и даже шум прибоя.

— Мисс Мак-Кари, добро пожаловать, и простите доктора Дойла, взявшего на себя часть ваших обязанностей. Однако, если разобраться, во всем виноваты вы, — добавил мой маленький пансионер, вызвав улыбку на лице Дойла.

— Я?

— Да, потому что это вы заставили меня пройтись босиком по песку и тем самым открыли для меня мир необыкновенных ощущений. И вот, когда доктор ни свет ни заря явился ко мне с дразнящими новостями, мне захотелось вновь испытать это ощущение… Впрочем, мы соблюли надлежащие формальности, ведь доктор, прежде чем отправиться со мной на прогулку, спросил разрешения у мисс Сьюзан Тренч. Пожалуйста, не браните меня.

— Тогда все в порядке. — Я притворилась, что обдумываю услышанное. — Доктор Дойл, вы его балуете.

— Мне было несложно добиться разрешения. — Дойл снял шляпу и склонился так низко, что едва не разбил лицо о ботинки.

Мне пришлось улыбнуться в ответ. Они стояли на песке рядом с берегом. Как отец и сын. Дойл держал мистера Икс за руку, в другой руке у доктора болтались маленькие ботинки. Босой мистер Икс придерживал на голове маленькую шляпу. Два странника, отдавшие себя на милость ветру, с улыбками старшеклассников. Будьте вовек благословенны, доктор Дойл! Но я притворилась строгой: