— Доктор, это было бы великолепно. А сейчас, с вашего разрешения, мне потребуется одиночество, чтобы поиграть на скрипке и поразмышлять. Задерните шторы, мисс Мак-Кари, сегодня новостей не будет.

Хотя Дойл, как обычно, простился с мистером Икс самым обворожительным образом («Очень рад был вас повидать», «До скорых встреч»), сразу же за дверью он обернулся ко мне с еще более обворожительным беспокойством на лице:

— На чем, он сказал, собирается играть?

— На скрипке. — Я проделала несколько пассов в воздухе. — Он начинает вот так шевелить руками.

— Ой.

— Да.

Молодой врач обдумывал мои слова с видом любителя живописи, обнаружившего здоровенное пятно на картине мастера, которая к тому же нравилась и ему самому.

— Я не знал, что… Он часто этим занимается?

— Это его мания. — Я пояснила: — Мы имеем дело с больным человеком, вы же понимаете, доктор.

— Да, разумеется, в его рассудке существуют… какие-то дыры.

— Вот именно, какие-то.

И я подумала, но вслух не сказала: «Доктор, поэтому он и находится в Кларендоне. Лорду Альфреду до сих пор мерещится, что он живет во времена индийского восстания, мистер Конрад Х. подозревает всех на свете, у сэра Лесли сифилис… а мистер Икс играет на воображаемой скрипке и злится, если каждые выходные не приносят ему по трупу бродяги, как будто ждет, что на груше вырастут яблоки. Да его мозг — это швейцарский сыр!» Но я ничего не сказала, видя перед собой неунывающего доктора.

— И все-таки это совершенно особенный ум… Я продолжаю ему доверять. А вы?

Я собиралась ответить… не знаю, что именно. Но мы уже спускались по лестнице, и нам навстречу попался Джимми Пиггот.

— Джимми, его нельзя беспокоить, — предупредила я.

— Я знаю, мисс Мак-Кари, но я ищу не мистера Икс. — Юноша взглянул на меня из глубин своего покрасневшего замешательства и сунул руку в карман пиджака. — Это вам.

— Мне?

Конверт ему передал какой-то мальчишка. На нем стояло мое имя. Я ужасно занервничала. Дойл и Джимми поспешно извинились, выдумав предлоги, чтобы оставить меня в одиночестве, — определенно я в нем нуждалась, хотя мне и было страшно почти до дрожи. Я спрятала конверт в кармане передника, а надорвала его позже, в своей комнате, трясущимися пальцами, сидя на кровати перед мутным зеркалом. Стоит мне закрыть глаза, и я снова вижу свое отражение в этом зеркале после прочтения краткого послания:

МАЯ КАРАЛЕВА МАРЕЙ. Я В ПОРТСМУТИ. ЖАЛАЮ ТИБЯ ВИДЕТЬ В ЧЕТВЕРЬГ.

ОСТАВ ПИСМО МАЛЬЧИКУ СА СКЛАДА КОТТЕРЕЛЬ.

ТВОЙ КАПИТАН ДЕРЕВЯНАЯ НАГА

Почерк был не его, он всегда был чужой (я об этом уже писала), но письмо пришло от него, ведь Роберт отличался особым умением заставлять своих помощников писать так, как написал бы он сам, если бы умел. В первую секунду я удивилась: как ему удалось? «Неблагодарный» пришвартован в Лондоне, а Роберт заявился сюда? Или судно стоит в Портсмуте? Ясно было, что Роберт здесь. Но мне пока что не полагалось даже отгула на полдня, а если бы я и сумела подмениться, я сама не знала, хочу ли встретиться с Робертом.

Ну хорошо, я считала, что знаю: не хочу.

А вот теперь самое забавное. Я же собиралась разорвать на клочки эту бумажку, всю в пятнах жира (а кто ее заляпал: мальчик со склада Коттерель? Роберт?), а пока я собиралась это сделать, я аккуратно ее складывала и прятала обратно в карман передника. Я не хотела никого просить об одолжении, а пока я этого не хотела, я вышла из комнаты, нашла Сьюзи Тренч и попросила ее уступить мне четверговый выходной в обмен на мой субботний, с учетом дополнительных услуг — мытье лорда Альфреда и бинтование его язв. С наступлением ночи я решила: не стану отвечать. А пока я так решала, я села на кровать с бумагой и чернилами и подтвердила, что приду, присовокупив место и время.

Неужели я проделала все это в результате укола?

Я не знаю, я просто решила, что мы оба заслуживаем второго шанса.

Роберт подарил мне счастье — много или мало, но все, которое только было у меня в мире. А еще от него пришла горечь, но почти всегда та, что разливается по бутылкам. Я уже писала об этом в своей истории, и в ту ночь я утвердилась в своем решении: если я смогу жить рядом с Робертом, я отучу его от выпивки. Я помогу ему снова стать тем идеалистичным Робертом Милгрю, который в юности записался в Британский морской флот. Но чтобы этого добиться, мне требовался дом, в котором я могла бы окружить его своей заботой, и кое-какие сбережения.

Я представляла Роберта в нашем будущем доме, в трезвости, и себя, неотлучно находящуюся рядом. Мы бы ходили в театр, гуляли, возможно, даже смогли бы куда-нибудь вместе съездить. Мы жили бы очень счастливо, в этом я была уверена.

На следующий день я передала Джимми мой ответ для мальчика со склада Коттерель. Потом снова прибегла к помощи Сьюзи — она подсказала мне места в порту, где можно поужинать, а потом с девчоночьим любопытством потребовала свою плату: «Кто он? Ах, Энни, ну кто? Энни, Энни, ну скажи!» — «Старый знакомый», — ответила я с таким лицом, что это мог бы оказаться и нотариус, который приехал, чтобы огласить завещание. А как же — ведь Сьюзи тоже мне не рассказывает, с кем встречается в свободные дни! Я не хотела больше думать о письме (и все время думала), не хотела даже размышлять о своем наряде (и размышляла до звона в ушах, разрываясь между двумя возможностями: 1) попросить платье у Сьюзи, а может, у Джейн — она повыше; 2) надеть то, что я забрала с собой, стремительно покидая Лондон). В конце концов я склонилась в пользу старого фиолетового платья, которое Роберт уже видел и сильно хвалил. Почему именно это платье, отвечайте, мисс «я-такая-как-есть» Мак-Кари? Очевидно, что-то меня тянуло, что-то звало к нему — с уколом или без, — что-то заставляло меня нравиться Роберту, хотя бы только для того, чтобы ответить ему, что все могло бы сложиться иначе, что мы вдвоем могли бы найти решение, потому что я его люблю и мечтаю жить с ним рядом.

В таких вот глупостях проходили мои дни. За это время Дойл не вернулся, мой пансионер не поднял голову из своей дремотной позы и ни один нищий не проявил деликатности и не дал себя убить ночному призраку с леденящим душу смехом. Наступил четверг, мистер Уидон любезно согласился выплатить мне половину месячного жалованья вперед, а в обеденный час я зашла к мистеру Икс, чтобы сообщить, что вечером меня не будет в Кларендоне и я препоручаю его заботам Сьюзи Тренч.

Но ничего сказать я не успела.

Я открыла дверь без стука, чтобы не отвлекать мистера Икс от игры на воздушной скрипке, и моя тень в темной комнате снова выстелилась ковром к спинке его кресла. Клянусь вам, я собиралась с ним заговорить. Губы мои приоткрылись. Слова уже лежали на языке («Мистер Икс, мы увидимся завтра, сегодня у меня свободный вечер»). Но, стоя перед этим креслом, я вмиг передумала. Что я скажу? То же, что говорила в Лондоне своей матери, — «Матушка, мне нужно выйти»?