— Проблемы — это всего лишь новые возможности, — говорила она себе, оглядывая свою кухню. Этот ужасный пластик под дерево. И дверь, которую городской совет никак не соберется починить. Да, и надо будет обязательно попросить Росса купить посудомоечную машину.

Кейт раздумывала над тем, как изменилась ее жизнь. То есть, их жизни. Для Чарли Эд оказался отнюдь не злым отчимом, а скорее сказочной доброй феей. Из тех жалких средств, что выделяла ему Бернис на воспитание дочери, он умудрялся выкраивать фунт-другой и потихоньку совал их Чарли, чтобы та могла купить на обед что-нибудь полезное и вкусное. «Сандвич с хлебом грубого помола, — говорил он ей. — И обязательно салат». Она кивала, говорила «спасибо» и уходила с довольным лицом, на котором крупными буквами было написано: «шоколад» и «чипсы».

Когда-то Чарли брала уроки игры на пианино, и это были нелегкие три года. Эд сумел договориться, чтобы старое пианино настроили, и время от времени он отрывал Чарли от компьютера и играл с ней простенькие дуэты, пока Джек в одиночку продолжал бороться с мировым злом. «Эта песенка нравилась мне больше всех», — слышала Кейт слова своей дочери, перелистывающей старый сборник детских пьес. Кейт не могла припомнить, чтобы Чарли нравилось хоть что-нибудь, связанное с пианино. На десятилетие дедушка подарил ей набор юного химика, и первое, что она попыталась взорвать, был именно несчастный инструмент.

Кейт заметила, что волосы Чарли становились все длиннее, а в один прекрасный день она нашла в мусорном ведре электрическую бритву. Когда она рассказала об этом Эду, тот сказал: «Ага, значит, сработало!», загадочно улыбнулся и отказался объяснять, что он имел в виду.

Джек уже не так долго засиживался у них, и Чарли стала спускаться на ужин, смотреть вместе со всеми телевизор, играть с Джорджией. А еще, подкрасив ресницы и губы, она стала заходить в магазин Кейт — поболтать и пофлиртовать с Дагги, полистать его журналы. И Кейт испытывала невольное облегчение. Раньше она часто представляла себе, как в ответ на расспросы ей придется говорить, что ее тридцатилетняя дочь живет со своей «подругой» Робертой.

— У Чарли только что окончился период, который мы в школе Томаса Крэнмера звали болезнью самоопределения, — сказал Эд.

— Ты работал в школе Чарли? — воскликнула Кейт.

— Ну… я некоторое время поработал воспитателем, думая, что смогу заняться педагогикой. Но оказалось, что это утомительный и деморализующий труд, а вместо благодарности получаешь только оскорбления.

— А когда ты там работал?

— В 1995 году.

— А, понятно. Это было задолго до Чарли. И как долго?

— С пятого по восьмое сентября.

Да, все складывалось на удивление гладко, думала Кейт, пробираясь домой сквозь толпы вечернего Оксфорда. Они с Эдом никогда не ссорились, и, что еще важнее, после рабочего дня она возвращалась в теплый и опрятный дом, где ее ждали вкусный ужин и относительно жизнерадостная Чарли. Если бы еще у Эда был какой-нибудь доход, все было бы просто идеально.

Дома она с порога крикнула «Привет!», принюхалась к ароматам, доносившимся из кухни, и прислушалась к разговору, происходившему в гостиной.

— Итак, — говорил ее дочери Эд, баюкая на руках Джорджию, — если кубический корень из пи плюс два квадрата радиуса равняется девяти, тогда икс будет равен квадрату гипотенузы, разделенной на четыре игрека минус радиус. — (Или что-то в этом роде.) Эд поднялся и закончил: — Ну, а теперь попробуй решить следующую задачу сама.

В такие минуты волна счастья захлестывала Кейт с головой, так что ей приходилось напоминать себе, что Эд неспособен превратить выброшенное на помойку кресло в нечто такое, что помогло бы оплатить три телефонных счета.

— Как прошел день? — спросил он.

— Тридцать пять.

— Все же лучше, чем вчера.

Она хмыкнула в ответ. Вчера было минус два пятьдесят — сумма, потраченная ею на обед.

— А как ты?

— Написал кое-что, пока Джорджия спала.

— Молодец. Сколько?

— Абзац.

— О!

— Зато какой. Хочешь почитать?

— Давай.

Он был прав. Абзац был великолепен. Но за чашкой чая они подсчитали, что со скоростью один абзац в день Эд закончит свою книгу к сорока семи годам.

— Когда Джорджия пойдет в ясли, я смогу писать быстрее, — сказал он.

Кейт закатила глаза и сказала:

— До тех пор еще жить и жить! — а потом спросила, чем это так вкусно пахнет из кухни.

— Курица с лимоном и эстрагоном. Разумеется, все экологически чистое.

— Но ведь это страшно дорого!

— Так мы же сегодня заработали тридцать пять фунтов, забыла?

— Мы? — чуть было не сказала Кейт, но сдержалась, вспомнив, что Эд совсем недавно увеличил стоимость ее дома на десять тысяч фунтов.

Мой главный герой, Рики, получался отменным молодцом. Где-то посередине первой главы я решил не обременять его малолетней дочерью: во-первых, потому что ее пришлось бы подвергнуть существованию в условиях недостатка кислорода на больших высотах, и, во-вторых, потому что Рики активно занимался сексом в палатках и чайных. Действие происходило в семидесятых годах, так что обилие свободной любви было абсолютно правдоподобно. Удалив все ссылки на маленькую Оливию, я принялся создавать характер с интеллектом инспектора Морса, дедукцией Шерлока Холмса, выносливостью шерпа Тенцига и внешностью Че Гевары.

— Если ты пишешь его с себя, то получается не очень похоже, — заметил мой брат и где-то с минуту заливался смехом на другом конце телефонного провода.

После этого я решил не рассказывать о том, что пишу. Кто-то сказал, что это подобно открыванию духовки, когда там печется суфле. И я стал возить Джорджию в одно замечательное кафе в восточном Оксфорде, где были детские стульчики, и игрушки, и другие малыши, которые могли занять ее внимание, а сам в это время строчил в большом блокноте — совсем как Джоан Роулинг[34]. Дома я дожидался, когда из школы вернется Чарли, вручал ей Джорджию вместе с платой за час сидения с малышкой и садился за компьютер: печатать все написанное за день, распечатывать на принтере и перечитывать вновь. Свои ежедневные труды я обычно подытоживал словами: «Чертовски здорово».

К концу января у меня уже было готово три главы и краткое содержание всего романа. Оставалось лишь выбрать, какое из литературных агентств осчастливить первым.

В конце января Донну по утрам тошнило, Зоуи и Мэтью проводили выходные вместе, а Росс налаживал отношения с «танцовщицей» из Ромфорда.

Бронуин и Гидеон воссоединились и регулярно встречались в баре поужинать и выпить пинту пива. Бронуин была счастлива, что он отрывал себя от кулинарных изысков Кристин ради того, чтобы провести вечер с ней, но правда состояла в том, что Кристин слегла с гриппом и еду готовил Боб. После одного особенно несъедобного омлета с курицей и Боб, и Гидеон в течение суток мучились расстроенными желудками, а слабая, прикованная к постели Кристин отчитывала Боба за то, что он предварительно не обжарил кусочки курицы. В следующий раз он все сделает правильно, отвечал ей Боб. В те дни, когда Гидеон предупреждал, что не придет ужинать, Боб делал себе тосты с сыром. С этим блюдом он отлично справлялся.