Я неспроста написал, что встреча с этой женщиной была предопределена свыше. Это истинная правда. Почему я так уверен в этом? Тому порукой слова человека, не верить которому невозможно. Блаженный Николай, без сомнения, читает будущее, словно по книге, я убеждался в этом не раз. Горько осознавать, что я не прислушался к его словам раньше! Ах, если бы вернуть то время…

Но пора переходить к главному, друзья мои. Николай открыл мне одно видение, которым теперь я, стоя на пороге небытия, хочу поделиться с вами. У вас будет ещё одна попытка изменить роковое течение жизни. Когда-то небесами было решено соединить два рода, Лебедевых и Голутвиных, воедино. Я эту возможность упустил, не упустите же её вы!

Слушайте же! Чтобы наше родовое дерево своими корнями крепло, а ветвями поднималось ввысь, необходимо сделать то, что мне уже не представляется возможным. В ваших силах соединить два благочестивых рода, только в этом случае, по словам Николая, снизойдёт на нас благодать Божия и изменится карта судьбы. И даётся нам на это, ни много ни мало, всего пять поколений. Я спросил блаженного человека, что станется с моим родом и родом Голутвиных, ежели не произойдёт этого соединения. Черны слова были его, и даже это перо не желает доверить их бумаге.

И последнее, что я хочу вам сказать. Есть ещё одно непременное условие, которое обязательно должно быть выполнено. Два каменных льва, два стража моего дома, два символа обоих родов должны быть на своём месте в час соединения. Не будет хоть одного из них – проклятье разрушено не будет тоже!

Я умоляю вас, любимые мои потомки, исправить роковую ошибку своего предка! Пусть во веки веков соединятся два знатных рода, и да пребудет моя душа в покое!

Аминь!

Всепокорный слуга Божий

с любовью и смирением

Лебедев Лев, сын Ивана, июнь 1890 года, день пятый.

Первой моей мыслью было уложить мрачный листок на его прежнее место и бежать от этих тайн, куда глаза глядят! И, собственно, одну часть своего импульсивного желания я исполнила, пожелтевшая бумага вновь оказалась в душном плену, трёхпалая рукоять отсчитала три круга назад, четыре отгаданных слова остались только в моей памяти, а сама я в задумчивости уставилась в пустоту. Кажется, теперь я начинаю понимать, для чего я понадобилась Дому. Его маленькая частичка, золотая фигурка льва, привела меня к этому открытию, и мне придётся со всем этим что-то делать, хочу я этого или не хочу.

Противный мелкий озноб охватил всё моё тело. Нервишки-то ни к черту, усмехнулась я сама себе. И немудрено! Если следовать просьбе автора этого наставления, мне необходимо будет найти потомков обоих семейств и каким-то образом соединить их вместе. Никогда ещё не доводилось мне выступать в роли вершительницы судеб, стоит ли удивляться тому, что меня трясло, как в лихорадке?

Ну, Дом, ну, спасибо тебе! Втянул же ты меня в историю! Я скосила глаза на закрытый тайник. А правда ли написанное на этом листке? Может быть, это просто чья-то глупая шутка? Как бы мне это проверить? Может быть, с Митькой посоветоваться? Нет, тут надо действовать по-другому. А обращусь-ка я к Серебрякову! – пронзила меня радостная мысль. Ведь его дальняя родственница была дружна с архитектором, вдруг в архивах их семейства затерялись какие-то сведения об этой истории? Да и почерк этого письма с почерком Лебедева на её рисунках сличить не помешает.

Я вскочила, схватила лежащий на столе мобильник и торопливо начала искать в адресной книге номер телефона художника. Сколько же ненужной информации в моей трубке, оказывается! Я дошла ещё только до буквы «К», как вдруг аппарат завибрировал сам. От неожиданности я чуть не выпустила его из рук. Номер был незнакомым.

– Алло! – воскликнула я громче, чем надо было.

– Здравствуйте, Сашенька! – голос, раздавшийся в трубке, я бы не спутала ни с чьим другим. Серебряков, вот это совпадение!

– Вот это да! – вскрикнула я и рухнула в кресло. – Андрей Михайлович, да вы покруче Мессинга будете!

– Мне нравится ваша реакция на мой голос! – рассмеялся тот весело.

– Ой, простите! – спохватилась я. – Это я от изумления ляпнула!

– Вас так удивил мой звонок, дорогая Саша?

– Ещё бы! – горячо сказала я. – То есть он удивил меня не сам по себе, а потому, что вы опередили меня ровно на две секунды. Я уже почти набирала ваш номер!

– Вот как! – в его голосе послышался интерес. – Тогда могу удивить вас ещё больше, сказав, что поражён не меньше вашего.

– А вы почему?

– Тем, что позвонил вам.

– То есть вы не собирались этого делать, Андрей Михайлович?

– Нет, то есть да… – он помолчал. – Скажем так: я собирался, но не сейчас.

– А что же вас заставило мне позвонить? – меня опять охватил нервный озноб, и похолодели кончики пальцев на руках.

– Необъяснимый порыв. Или интуиция. Называйте, как хотите, я пока сам не пойму, что это было.

– Интересная история, – пробормотала я.

– Соглашусь с вами, – Серебряков кашлянул. – Должен признаться, Саша, всё, связанное с вами, кажется мне интересным и необычайным.

– Даже не знаю, что сказать на это, Андрей Михайлович…

– Да что тут говорить, – мне показалось, что в его голосе послышалось несвойственное ему смущение. – Но у меня к вам встречный вопрос, Саша, зачем вам понадобилась моя скромная особа?

– Мне нужно у вас спросить что-то очень важное, Андрей Михайлович! – выпалила я тут же. – Помните, в интервью вы рассказывали мне про свою прапрабабку Полину? Ну, о том, что в вашем семейном архиве сохранились её рисунки с подписью архитектора Лебедева? Помните?

– Это странный вопрос, Саша, но, конечно же, я помню об этом.

– А вы сможете показать мне эти рисунки, Андрей Михайлович?

– Прямо сейчас не смогу, – усмехнулся он. – Но через несколько недель – пожалуйста! Только с одним условием, дорогая Александра.

– С каким?

– Вы объясните мне, зачем они вам понадобились.

– О, ну это легко, Андрей Михайлович! – я перевела дух. – Просто мне интересно всё, что связано с историей жизни архитектора Лебедева. Мне кажется, это был очень загадочный человек, а пройти мимо тайны – выше моих сил!

– Вы истинная женщина, мадемуазель Ковалёва! – хмыкнул мой собеседник. – Впрочем, я сразу это заметил… Но вернёмся к рисункам Полины Голутвиной. Насколько я помню, всего лишь на одном из них…

– Подождите, Андрей Михайлович, – совершенно невежливо прервала я художника. Но у меня было оправдание, его слова повергли меня в шок. Ещё одно потрясение, не много ли для одного дня? – Я правильно вас услышала? Вы сказали – Полина Голутвина?

– Да, вы не ослышались. Именно так я и сказал. Полина носила эту фамилию, пока не вышла замуж.