Натали по-прежнему чувствовала неловкость, оставаясь тайной для его дочери. Их романтические отношения длились уже полгода, и ей казалось неправильным их скрывать. К этому времени почти весь персонал отеля догадался, что дело не только в оформлении люксов, но никто не задавал лишних вопросов и не осмеливался сказать что-либо Хьюзу. Время шло, и их отношения превратились в своего рода секрет полишинеля. В конце концов Хьюз не выдержал и рассказал все Дженнифер, но она и так знала, Натали призналась ей несколько месяцев назад. Дженнифер была ее самой большой фанаткой и искренне радовалась за них обоих. Хьюз заслуживал другой жизни, не той, что вел все эти годы, и Дженнифер была счастлива, что он нашел женщину, которую может любить, — не свою дочь и не тех мимолетных дам, что возникали в его жизни на пару обедов и проведенную где-нибудь ночь. Столики в ресторанах ему заказывала Дженнифер, а вот о том, где провести ночь, он всегда заботился сам.

Натали уже несколько раз признавалась Дженнифер, как ее удручает то, что Хьюз до сих пор ни слова не сказал Элоизе. Дженнифер гораздо лучше, чем Натали, понимала, насколько щекотливо создавшееся положение, учитывая близость отца и дочери, и уговаривала немного потерпеть. Натали соглашалась, но чем ближе была Пасха, тем сильнее ей хотелось, чтобы Хьюз все рассказал Элоизе. Ей казалось, что пока Элоиза ничего не знает, их отношений словно и не существует. Она не раз говорила Хьюзу, что ощущает себя мрачной тайной, как «другая женщина» в фильме «Любовь и прочие обстоятельства». Он настойчиво повторял, что это не так, что она женщина, которую он любит, — но и его дочь тоже. Все это сильно действовало на нервы Натали, и она лишь надеялась, что скоро завеса секретности, окружавшая их, упадет. Она давно уже была готова встречаться с ним открыто.

Несмотря на напряжение и на то, что Элоиза по-прежнему ничего не знала, их романтические отношения продолжали развиваться. Они любили друг друга даже сильнее, чем раньше. Натали с радостью полетела бы с ним в Европу, но об этом не могло быть и речи, пока Элоиза знает ее только как дизайнера, оформлявшего четыре люкса в отеле. Натали даже предложила Хьюзу встретиться в Париже после того, как он отвезет дочь обратно в школу, но он сказал, что ему придется вернуться в Нью-Йорк, так как в конце апреля к ним приезжают нескольких очень важных гостей, а в мае и июне — еще больше. Его ждала горячая весна.

Хьюз улетел в Женеву в среду перед Пасхой, прибыл туда в четверг утром, забрал Элоизу из школы в Лозанне, и ночь они провели в гостинице «Англетер» в Женеве, настоящей жемчужине среди отелей — небольшом, но изысканном, с очень красивыми номерами, так что путешествие началось чудесно. Утром Страстной пятницы они прилетели в Рим и пошли гулять по виа Венето, бросая монетки в фонтан Треви и угощаясь мороженым. Затем зашли в Сикстинскую капеллу и постояли там, с восторгом рассматривая потолок. Просто оказаться там уже было захватывающе, а они собирались в пасхальное воскресенье прийти на площадь вместе с миллионом других людей, чтобы получить благословение папы. Пожалуй, нет лучше места на земле для празднования Пасхи.

Они остановились в отеле «Эксельсиор», который Хьюз любил с детства, потому что бывал в нем с родителями, и с удовольствием делился воспоминаниями с дочерью. Они любили путешествовать вдвоем и всегда находили, чем заняться, но на этот раз Хьюз твердо решил рассказать ей про Натали. Он обещал и собирался выполнить свое обещание. Поскольку их путешествие было рассчитано на неделю, Хьюз считал, что дочери хватит времени примириться с новостью о его любви к женщине, которая хочет поближе познакомиться с Элоизой.

Они сидели в кафе, наслаждаясь весенним солнышком, и тут Хьюз спросил дочь, как у нее обстоят дела с Франсуа. Элоиза всегда очень расплывчато говорила о нем, и он никогда не знал, отчего это — то ли Франсуа ничего для нее не значил, то ли значил слишком много. Она на удивление уклончиво отзывалась о нем, что было на нее не похоже.

— Все нормально, — ответила Элоиза, глядя в пустоту, а отец внимательно смотрел на нее, выискивая признаки, которые могли бы его встревожить. Он все время был настороже, боясь, что она не вернется домой, но пока, к счастью, ничто на это не намекало.

— Как нормально? Нормально в смысле ты настолько сходишь по нему с ума, что не можешь усидеть на месте, или в смысле он нормальный бойфренд, но ничего особенного?

Услышав отцовское определение, Элоиза рассмеялась. Сегодня она надела джинсы, кроссовки, свитерок, завязала волосы в хвостики в первый раз за много лет и выглядела значительно моложе своего возраста.

— Что-то среднее. Я его люблю, но домой вернусь все равно, если ты об этом. Мы договорились насчет стажировки в Париже, — добавила она, и брови Хьюза взлетели вверх. До сих пор она в этом не признавалась, и он сразу занервничал, хотя понимал, что для нее это будет отличный опыт.

— Где? — Сердце его колотилось как бешеное.

— В «Георге V». Теперь это один из лучших отелей Парижа, и это здорово нам поможет с «Четырьмя сезонами», у которого тот же владелец, если мы когда-нибудь захотим работать в одном из них.

— Что это значит? Тебе не нужна помощь с «Четырьмя сезонами», если ты собираешься вернуться домой и работать со мной. Или у тебя изменились планы?

— Нет. Я же сказала, что возвращаюсь домой к Рождеству. Работа в «Георге V» начинается первого июня. Мы с Франсуа хотим вместе снять студию, только он останется там на весь год, а я всего на шесть месяцев.

Хьюз знал об этом плане, но теперь он стал пугающе реальным, а жизнь вдвоем с Франсуа вообще была чем-то новым.

— Ты собираешься жить с ним?

Элоиза кивнула.

— Не слишком ли это серьезное обязательство?

— Ну не на шесть же месяцев, — здраво ответила Элоиза. — А жить одна я не хочу. Мне уже двадцать лет, папа, точнее, будет к тому времени. В наше время все так делают, это удобно.

— Кому? — раздраженно спросил Хьюз. — Я буду платить за твою квартиру. Тебе не обязательно с ним жить.

— Но я хочу, — улыбнулась Элоиза.

— А если бы я сделал что-нибудь подобное? — спросил он напрямик, пытаясь распахнуть дверь, которую собирался открыть вот уже полгода.

— Не говори глупостей. Ты не будешь ни с кем жить. А если и соберешься, то мне это не понравится. В твоем возрасте это просто неприлично. А я всего лишь студентка, это не одно и то же.

— Почему? А если я кого-нибудь полюблю? — спросил он, пытаясь гипотетическим предположением прощупать почву и выяснить, как она отреагирует.

— Наверное, у меня случится истерика, и я ее убью, — улыбнулась Элоиза, и сердце Хьюза упало. — Ты принадлежишь мне, — без тени сомнения добавила она с уверенностью, которую подарил ей отец, никогда никого, кроме нее, не любивший. Элоизе это нравилось, и она не боялась говорить об этом вслух.

— Я могу принадлежать и тебе, и женщине, которую буду любить, но только немного по-другому, скорее, как своего рода компаньону.

Хьюз ходил вокруг да около, но ему не хватало смелости сказать правду, в особенности учитывая ее слова. В отличие от него Элоиза ничуть не стеснялась вести себя грубовато.