– Так ведь не было у колхозов перспективы, – возразил я рассказчику, – не было, сам прекрасно знаешь. Неэффективен был труд в этих хозяйствах. Если уж десятками лет закупали хлеб за границей, значит, надо было отказываться от принятой системы производства.

– У большинства действительно перспективы отсутствовали, – согласился Пётр Сергеевич. – Но не все ж были такие. Взять, к примеру, наш колхоз «Светлый путь». Я ведь строил его на основе важнейшего экономического положения, что в конечном счёте самое главное – наивысшая производительность труда. Для этого я брал всё наилучшее и у передовых российских колхозов, и у израильских коммун – кибуцев. И даже у американских фермеров.

– Доводилось бывать в Израиле?

– Доводилось. И в Америке тоже. У нас в «Светлом пути» всё было построено на хозрасчёте: чем больший доход колхозу человек давал, тем большую зарплату он получал. Эх, мы только разворачиваться начали! Свою хлебопекарню построили, мельницу, крупорушку, колбасный цех. И односельчан хлебом и колбасой обеспечивали, и в Ольмаполь поставки пошли – нашу продукцию в городе нарасхват брали как самую высококачественную и по цене приемлемую.

О хлебопекарне я уже слышал от Сонии, несколько лет проработавшей в ней мастером. В том, что она хлебопёк от Бога, я убедился, отведав её шанежек.

– А для молодёжи сколько начали делать! – продолжал рассказывать Пётр Сергеевич. – Новый Дворец культуры возвели. Волейбол, футбол организовали. Секцию вольной борьбы открыли – наши борцы на соревнования и в район, и в область ездили, призы там брали. Художественную самодеятельность возродили, спектакли начали ставить. А какие планы на будущее были!.. В конечном же счёте получился пшик – всё рухнуло и быльём поросло.

Голос бывшего преда дрогнул, лицо его исказила гримаса душевной боли.

– Все колхозы и совхозы области уже разорились, а мы ещё года два держались. Но потом и нас доконали.

Обречённо махнув рукой, Пётр Сергеевич разлил по стаканчикам остатки самогонки, и мы опрокинули по второй.

– Вот и запил я тогда, – сказал бывший председатель.

По всем прикидкам выходило, что колхоз «Светлый путь» обанкрочивали в те самые дни, когда бандиты Сокальчикова уничтожали мой едва зародившийся бизнес и собирались уничтожить меня самого.

Словно наяву перед глазами вновь проявилось огромное гаражное помещение и я сам, подвешенный за руки. Пальцы ног едва доставали пола. Мне всё хотелось встать по-настоящему, но ничего не получалось, и от этого пытка казалась особенно мучительной.

А на расстоянии метра передо мной не переставало маячить угрюмое лицо палача с хорошо заметным косым шрамом на лбу. Периодически он наносил мне удары по голове, в область печени, паха и по другим особенно болезненным местам. Поочерёдно – кулаком, резиновой дубинкой или двухметровым кнутом.

– Будешь говорить, падла? – одну и ту же неизменную фразу палач повторял неторопливо, монотонно, словно механически. – Не хочешь говорить? Тогда получай.

И на моё тело обрушивался очередной сотрясающий удар.

– Получай, немчура проклятая!

Оставив на время побои, мучитель брал из пламени паяльной лампы арматурный прут и раскалённым добела концом его начинал рисовать на моей груди огромную букву «ф» – фашист, значит. Как только прут остывал, он снова совал его в пламя, с тем чтобы через две-три минуты возобновить истязание. Уродливый знак этот остался на мне до сих пор, полустёртый пластическими приёмами.

От дикой боли текли слёзы, прихватывало сердце, я терял сознание, но окатывание холодной водой из ведра приводило в чувство, и истязания продолжались. Палач получал удовольствие от моих страданий и не скрывал этого.

…Меня пробил озноб, и я тряхнул головой, чтобы поскорее избавиться от кошмарного видения.

– А не тянет сейчас? – спросил я у бывшего преда, имея в виду выпивку. – Не боишься пойти по второму кругу?

– Не тянет, и не боюсь. Если и позволяю когда, то только по великому случаю. Вот как сейчас.

– Наша встреча – великий случай?

– Мне кажется, что да. Нутром чую – далеко ты не заурядный человек. Вот и выпил, чтобы лучше познакомиться с твоей духовной составляющей.

Прямо сказать, его оценка моей персоны была бальзамом на душу, тем более что человек этот ничего от меня не имел и непосредственно в тот момент ничего иметь не мог, так что говорил он от чистого сердца и с простой дружеской симпатией.

Костерок наш догорал. Посидев ещё, пока угли не покрылись пеплом, мы собрали рыбацкие принадлежности и подались в село.

Меня интересовало, как всё-таки бывший пред завязал с пьянством, и, не удержавшись, по дороге я спросил его об этом.

– Завязал потому, что недуги стали одолевать, – ответил он, нимало не смутившись. – Сердце пошло вразнос, печень всё сильнее напоминала о себе. Выбор был невелик: или пойти туда, – Пётр Сергеевич показал большим пальцем правой руки вниз, в землю, – или всерьёз браться за укрепление здоровья. Я выбрал второе.

– И с чего начал?

– С того, что бросил пить и курить.

– А ещё?

– Ещё много чего было и есть: и питание – умеренное, не жирное и не жареное, и разные оздоравливающие упражнения. Летом – гребля на двухвёсельной лодке, зимой – ходьба на лыжах. Не постесняюсь сказать, я даже через гимнастическую скакалку прыгать взялся.

– А лекарства?

– И лекарства на первых порах принимал. Только мало они помогали. Я чувствовал себя всё хуже и начал уже подумывать о переходе в мир иной.

– Но ведь не перешёл!

– Как видишь.

– И всё-таки, как удалось выправить себя?

– Не поверишь, на фоне всего остального, что я делал с собой, взялся я за прочтение настроев Тысина. Слышал о таком?

– Как же, конечно слышал. Известный автор с множеством книг.

– Так вот, стоило мне несколько раз прочитать его настрой на устойчивую блаженную работу сердца, как приступы тахикардии, при которых сердце бьётся до трёхсот ударов пульса в минуту и одолевавшие меня всё чаще, полностью прекратились.

– Полностью?!

– Именно. С тех пор если и почитываю его настрои, то только для профилактики, на всякий случай.

– И с печенью наладилось?

– С ней не так просто выходило и не скоро.

– Но хоть к врачам-то обращался?

– Как же, конечно.

И мой новый товарищ рассказал, как он ездил в Ольмаполь лечить свою железу, в функции которой среди прочего входит обезвреживание токсинов в организме.

К тому времени он совсем плохо стал чувствовать себя: отсутствие аппетита, вечная тошнота, особенно по утрам, общая слабость донимали его всё сильнее.