Семья Зауффа в момент прорыва в квартиру штурмовиков находилась еще в том блаженном состоянии, в каком находятся люди в последние минуты утреннего сна. Густав Зауфф успел только отбросить одеяло, как к нему подскочил один из молодчиков и резким ударом кулака опрокинул депутата навзничь. Жена, еще не успевшая осознать ужаса всего происходившего, растерянно смотрела на разворачивающееся перед ее глазами бесчинство.

– Свинья, сейчас мы повеселимся всласть! Вста-а-ть! – заорал парень в рубашке с портупеей на поясе и наставил на Зауффа револьвер. Все трое заржали, как жеребцы. Из разбитой губы и из носа у Густава Зауффа потекли ручейки крови, обагряя простыню и одеяло густыми багровыми пятнами. Жена Зауффа тихо всхлипнула, переполненными страхом глазами она смотрела на дуло пистолета, наставленное на нее одним из штурмовиков.

– Папа, что здесь происходит? – В дверях смежной комнаты стояла дочь Зауффа. На ней были надеты только легкая ночная рубашка и пушистые тапочки на босу ногу. – Не смейте трогать папу, мерзавцы! – громко крикнула девушка и неожиданно бросилась к бандитам. В руках она сжимала тяжелый медный подсвечник.

Раздался выстрел. Девушка сделала шаг навстречу парню с портупеей и, изумленно посмотрев на него, вдруг резко наклонилась вперед и упала на пол вниз лицом. Женщина в постели дико закричала. Густав Зауфф, как-то глухо заревев, рванул в сторону ближнего к нему бандита, его руки вцепились в худую шею с торчащим кадыком.

Последовал второй выстрел, затем третий. Зауфф, обливаясь кровью, упал на ковер рядом с телом дочери.

– Я же тебе сказал, свинья, что будет очень весело! – возбужденно прокричал парень с портупеей.

Депутат лежал в луже крови. Голова его дергалась, а вытянутая рука судорожно цеплялась за край ковра.

– Добей его, Курт, чтоб не мучился. И сваливаем. Скоро здесь будет ШУПО[68]. С полицией встречаться не входит в наши планы. У нас еще много работы, – убирая пистолет в кобуру, проговорил парень с портупеей. – А эта с… – он указал на дрожащую жену Зауффа, – сама скоро подохнет.

Штурмовики на улицах Кёнигсберга

Последний выстрел раздался, когда из квартиры уже вышли оба штурмовика, только самый младший – Курт – оставался в комнате. За окном слышалась сирена полицейской машины. Хлопали закрываемые ставни на окнах и двери. Где-то поблизости раздался пронзительный крик:

– Убивают!

Кёнигсберг вступал в страшное утро кровавого погрома.

Отто-Браун-хаус располагался на том месте улицы Цвайте Флиссштрассе[69], где она изгибалась по направлению к университетской библиотеке, до которой было каких-нибудь пять минут ходу. Четырехэтажное, под яркой черепичной крышей, с расположенными по обеим сторонам изогнутого фасада двумя застекленными лестницами, здание штаб-квартиры Социал-демократической партии было построено всего два года назад специально для того, чтобы разместить в нем руководящие органы этой партии, а также редакции и издательства социал-демократических газет.

В ночь на 1 августа поначалу все было спокойно. Хотя работа в редакции «Кёнигсбергер фольксцайтунг» завершилась далеко за полночь, потом все сотрудники разошлись по домам. Тех, кто жил на городских окраинах, развезла редакционная машина. В здании оставались только ночной дежурный, два пожилых охранника и молодой восемнадцатилетний парнишка из рабочего «Красно-белого теннисного клуба». Последний дежурил в штаб-квартире СДПГ по специально утвержденному графику, согласно которому активисты молодежных, преимущественно спортивных организаций должны были в свободное от работы время участвовать в специально сформированных отрядах самообороны «Антифашистской акции».

В эту ночь на дежурство заступил Иоганн Хоффманн, хотя дежурить должен был другой человек – механик из гаража на Кёнигштрассе, тоже молодой социалист и член одного из спортивных клубов. Но он вынужден был поехать за город навестить внезапно заболевшую мать. Хоффманн согласился подменить его и в восемь вечера был уже в знакомом ему доме на Цвайте Флиссштрассе.

До одиннадцати он фактически выполнял роль посыльного, отправляясь то в рабочие кварталы Закхайма, то в редакции других социал-демократических газет, а после того, как последние сотрудники покинули здание, принялся за чтение романа «Верноподданный» – книги Генриха Манна, которую недавно взял в рабочей библиотеке. Так он просидел почти до самого рассвета. Когда же усталость, накопившаяся за вечер и ночь, стала одолевать его, Иоганн отложил книгу, намереваясь пойти прилечь на диван в комнате дежурного.

Иоганн не успел сделать и двух шагов в сторону дивана, как его внимание привлек какой-то необычный шум, доносившийся с улицы. Создавалось впечатление, что кто-то возится у стены дома. Отсюда, с цокольного этажа здания, увидеть что-либо было невозможно, потому что на ночь все окна закрывались плотными жалюзи. Иоганн решил подняться этажом выше.

Здание на улице Профессора Севастьянова

Внутри здания горел тусклый электрический свет – на ночь оставались включенными только небольшие дежурные светильники. Иоганн уже приближался к застекленной лестнице, как вдруг в разных местах здания раздался звон бьющегося стекла. Сразу потянуло сквозняком. Иоганн метнулся по ступенькам вверх, но яркая вспышка и сильный удар взрыва отбросили его к стене. Он ударился головой об угол книжного шкафа, с которого посыпались на пол какие-то папки. Запахло пороховой гарью. Помещение стало заполняться едким дымом.

С улицы доносились громкие крики. Сыпались и сыпались стекла, как будто в окна летел град камней. Иоганн, превозмогая боль и закрываясь от удушливого дыма полой куртки, спустился вниз. В вестибюле шло настоящее побоище. Не менее десятка здоровых парней в униформе («Наци», – подумал Иоганн) орудовали резиновыми дубинками. В руках одного из штурмовиков блестело лезвие клинка, а у самого высокого, с густой шевелюрой, был пистолет. Им противостояло несколько защитников Отто-Браун-хауса: двое престарелых вахтеров-охранников да пятерка молодых ребят в рабочих спецовках. Слышались вопли, ругань, крики. Двое из дерущихся сцепились в смертельной схватке и катались по полу, пытаясь достать руками горло друг у друга. Но, похоже, силы у них были равны, для перевеса одного над другим потребовалась бы посторонняя помощь. И она пришла – один из прорвавшихся в цоколь нацистов ударом тяжелого ботинка отбросил от своего соратника наседающего противника, а затем с силой отшвырнул его к стене.