Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время парторганизацию НСДАП возглавлял Вальдемар Магуния, а всемогущий впоследствии гаулейтер Восточной Пруссии Эрих Кох проживал еще в Руре. Казалось, ни одной драки в рабочих кварталах Закхайма, ни одной стычки с полицией не проходило без Каломбы. Всегда вызывающе наглый и дерзкий, он с презрением относился к своим товарищам, с которыми работал в автомобильных мастерских на южной окраине Кёнигсберга, в Розенау. Только неистребимая тяга к спиртному и склонность к дебошам помешали Каломбе продвинуться по служебной лестнице в СА. Иначе к этому времени не Ремп, а он, Каломба, руководил бы всей операцией.
Погромы редакций коммунистических и социал-демократических газет, а также акции устрашения планировались уже давно. Но только вчера, в день выборов в рейхстаг, крайслейтер Кабушат собрал всех руководителей организаций НСДАП, СА и СС на секретное совещание. На нем руководитель орготдела нацистской партии в Кёнигсберге Штефан поставил конкретные задачи. Группе Ремпа предписывалось захватить один из оружейных магазинов, расположенных на Штайндамм, отряду Каломбы – совершить налет на штаб-квартиру социал-демократической партии – Отто-Браун-хаус и разгромить расположенное в нем издательство самой влиятельной социал-демократической газеты «Кёнигсбергер аллгемайне цайтунг». Другим отрядам и группам поручалось совершить поджоги зданий издательств левых газет «Эхо дес Остенс», «Хартунгше цайтунг», «Кёнигсбергер фольксцайтунг» и «Кёнигсбергер тагеблатт».
Газеты «Кёнигсбергер аллгемайне цайтунг» и «Кёнигсбергер тагеблатт»
Кроме того, на секретном совещании у крайслейтера были намечены и конкретные акции устрашения – поджоги бензоколонок и торговых лавок, а также активизация «витринной войны».
– В Кёнигсберге не должно остаться ни одной неразбитой витрины. Пусть все увидят реальную силу наших боевых отрядов. Звон стекла должен быть слышен в Берлине, – заявил в конце инструктажа руководитель орготдела.
После совещания в кабинете у крайслейтера осталось несколько человек. Среди них были Фриц Ремп и Вернер Каломба.
Крайслейтер, понизив голос, заявил:
– Апофеозом нашего наступления на еврейско-большевистских подонков будет физическое устранение наиболее одиозных фигур – Шютца, Виргача, Зауффа и Барфельда[63]. Эти обезьяны должны получить по заслугам. Они ответят за все: и за Рейнке, и за свою бешеную ложь. А для этого, – крайслейтер повернулся к Ремпу, – я поручаю тебе подобрать надежных и решительных людей из числа старых бойцов[64]. Я вчера в Берлине встречался с Дильсом, начальником отдела 1А прусской полиции[65]. Он заверил меня в том, что наши «ликвидационные акции» вызовут лишь демонстративное противодействие со стороны полиции. Руди уже понял, куда дует ветер и кто будет завтра хозяином в Германии.
– Так точно, крайслейтер. Мы сделаем все как надо. Быстро и уверенно. Мои ребята не подведут. Я сколотил хороший боевой отряд, уже не раз проверенный в действии. Помните, в прошлом году, когда мы заставили коммунистов забаррикадироваться в своих халупах на «Малой Москве»[66]. Они тогда здорово перепугались, и только прибытие наряда полиции спасло их от того, что мы не зажарили их вместе с их вонючими листовками. Я сам пойду во главе отряда, который должен обеспечить захват необходимого количества оружия. Завтра о Кёнигсберге будет говорить вся Германия. Хайль Гитлер!
– Хайль! – Крайслейтер вскинул руку в ответном нацистском приветствии.
На этом вчера разговор и закончился, а сегодня штурмовики, получив условный сигнал к началу «боевых акций», приступили к их осуществлению. Отряд Ремпа грабил оружейный магазин Анхута, Каломба со своими головорезами окружил здание Отто-Браун-хауса и пытался проникнуть внутрь, другие отряды и группы начали действовать по всему городу и в его предместьях, поджигая бензоколонки и магазинчики еврейских торговцев, громя витрины и сея панику среди еще не проснувшегося населения Кёнигсберга.
Смотр нацистских головорезов в Кёнигсберге
Около шести утра в квартиру на четвертом этаже старого дома на Монкенгассе[67] вломились четыре головореза из отряда Ремпа. Сначала раздался сильный стук в дверь, а затем треск вышибаемых досок – под ударами кованых сапожищ она сначала проломилась, а потом с грохотом сорвалась с петель. Трое коричневорубашечников, размахивая пистолетами, ворвались в квартиру, один остался, по-видимому, на лестнице.
В квартире проживал депутат городского собрания от фракции коммунистов Густав Зауфф, до этого работавший, по иронии судьбы, так же как и главарь восточнопрусских нацистов Эрих Кох, на железной дороге. Фактически став чиновником городской администрации, он не спешил менять жилье, хотя возможности для этого открывались немалые. В своей двухкомнатной квартире на Монкенгассе он чувствовал себя уверенно и спокойно, так как жил в ней с раннего детства еще вместе с отцом и с матерью, которые умерли сразу после окончания Первой мировой войны.
Мансарду – микроскопическую комнатку с маленьким окошком – они с женой отдали дочери, которой было уже семнадцать лет; в другой комнате, обставленной старой мебелью, была их спальня, а заодно гостиная и рабочий кабинет хозяина. Из окна открывался чудесный вид на черепичные крыши домов Штайндамма, усеянные частоколом печных труб и экзотическими флагштоками.