Банджо. Исполнители страдают хроническим комплексом неполноценности, но постоянно убеждают себя, что они по крайней мере не гитаристы. Ненавидят мандолинистов по этим же причинам. Застенчивы с девушками и слишком много пьют, поэтому инструмент не рекомендован одиноким мужчинам со склонностью к зависимости. Обычно у них властные матери, и они становятся особенно жалкими и до обидного меланхоличными пьяницами.

Вистл. Часто впадают в ступор от громкого звука, валятся вперед и, следовательно, травмируют зубы и небо, так как свисток обычно все еще находится в нужном положении. Рекомендовано использование защитной капы, которая, помимо прочего, позволяет улучшить внешний вид музыканта.

Флейта. Очень слюнявые, поэтому другим музыкантам следует сидеть на некотором расстоянии, чтобы случайно не обменяться жидкостями тела. Очевидно, что флейтисты, как правило, фермеры.

Мандолина. Популярны среди широких слоев населения, но поскольку этот инструмент очень тих, музыкант часто носит мокрую футболку, чтобы привлечь внимание. Следствием этого являются хронические проблемы с грудной клеткой.

Это действительно странный и причудливый мир, в котором вам нужна лицензия на владение собакой, но играть на боуране может любой дурак. Однако правда ли, что мы просто избегаем личных проблем в угаре диких вечеринок и в пьяном дыму? И кто хочет остаться там, когда музыка прекратится? Должен ли я сказать песней, что люблю тебя?

Примечание: посвящается моим товарищам из паба «Дом на углу» Мэтью, Элфи, Джимми, Мэри, Филу и Клэр. Ребята, вечер вторника — время рок-н-ролла.

Как сказал Ларошфуко, «у нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего». Однако я часто пытаюсь смягчить удар. Для этого я использую свой музыкальный дар, например напеваю «Тетя Роза мертва» на мотив «С днем рожденья тебя», или чувство юмора — «Тебе осталось жить два месяца, черт возьми, но это было в прошлом месяце, а сейчас…», или способность разыгрывать шарады, что довольно сложно, поскольку медицинские термины нельзя объяснить с помощью пантомимы. Однажды мне пришлось досрочно прекратить консультацию, так как пациент испытывал боль, и ему было не с руки услышать фразу: «У вас невероятно огромная пилонидальная киста».

Но Джо — крепкий орешек. Мы наигрывали нежные мелодии на мандолине и вистле, но тут Джо врывался с двенадцатиструнной гитарой, заглушая всех.

Мы перепробовали множество схем. Мы подстраивали его струны, чтобы они нормально звучали. Мы нанимали женщин, чтобы те с ним поболтали. Но Джо не красавец, а Ирландия — маленькая страна, и вскоре женщины закончились. Мы попытались подделать телефонные сообщения о том, что его бабушка умерла, что, как ни странно, сработало в первые три раза. Мы предложили ему попробовать другой инструмент, но это привело к Великой катастрофе с аккордеоном в 1998 году.

Поэтому наша компания решила, что Джо придется уволить. Группа была скомпрометирована, музыка и красота больше ничего не значили, и мне как человеку с медицинским образованием делегировали сообщить плохие новости.

Засунув палец в горло в изящном ирландском жесте прощания, я ушел, чтобы совершить ужасное дело.

— Мы с ребятами подумали, — начал я, — что, может быть, тебе стоит… — Но слова не шли. По-собачьи вытянутое лицо Джо было в нескольких сантиметрах от моего, и я видел немую мольбу в его глазах. Неужели его чувства, столь бесполезные, когда дело касалось музыки, подсознательно обострились, когда шашки уже были наголо?

Ощущение было схоже с тем, когда пинаешь спаниеля, такой опыт у меня имелся. Обвисшая кожа под глазами, волосы, выросшие из ушей, седеющая щетина, Джо старел, и, возможно, под его бравадой скрывался страх стать никому не нужным.

Возможно, именно этот страх заставлял его играть так громко, как первобытные племена бьют в барабаны, чтобы отпугнуть ночных демонов: в глубине души Джо боялся, что никуда не годится.

— Джо, — снова попытался я, — может быть, тебе стоит… — и тут я услышал собственные проклятия под вагнеровскую «Гибель богов», — может быть, на следующей неделе тебе стоит принести аккордеон?

Оковы нашей древней профессии тесны, но в обмен на это тяжкое и вечное бремя мы получаем уважение и почет общества, которые можно использовать по-разному.

Гэльский футбол — наша страсть, и на прошлой неделе я присутствовал на игре против соседнего округа. Через несколько минут после начала матча у одного из игроков команды соперника перехватило дыхание. Кто-то надоумил кураторов команды позвать меня на помощь.

Это оказался очень легкий приступ астмы. У меня была с собой аптечка для моих игроков, так что несколько театральных манипуляций с ингалятором — и я объявил, что больной исцелен и возвращается в лоно команды.

Мне выразил признательность судья, тренер рассыпался в благодарностях, а председатель подошел лично пожать руку, сказав, что это замечательный пример совместной работы сообщества GAA[121], выходящий далеко за рамки простой лояльности по отношению к округу.

Да неужели.

На последних минутах матча, когда силы соперников практически сравнялись, мяч просвистел прямо мимо стойки ворот. Поскольку матч был (относительно) рядовым и, следовательно, сетку в воротах не натянули, поднялся шум.

— Гол, — завопил противник.

— Мимо, — загудели болельщики хозяев.

Судья находился от поля на некотором расстоянии, с которого не особо что-то разглядишь. Он нуждался в объективном мнении кого-то, кому можно доверять, кого-то непредвзятого, столпа общества — человека, который не станет лгать. И в этот невероятно удачный для него момент там оказался врач, чья честность не подлежала сомнению и о чьей добросовестности уже было сказано. (Хотя вообще-то судья должен был стоять прямо рядом со штангой ворот.)

— Мимо, — просигналил я, — почти на километр мимо.

Как сказал Ларошфуко, «отказываться от похвалы означает желать, чтобы вас хвалили дважды». Поэтому я был одновременно рад и растроган, когда меня назвали лучшим писателем в мире или кем-то в этом роде на церемонии вручения премии периодических изданий, своего рода «Оскаре» в мире журналов. Она проходила в каком-то большом модном месте в Лондоне, где повсюду огромные люстры и подхалимы.

На нас, самых образцовых семейных врачей, трудно произвести впечатление, но это было очень гламурное событие. Аудитория состояла из маркетологов и медийщиков (то есть еще более говорливых и поверхностных людей, чем я). Здесь собрались ухоженные и стильные женщины, холеные гладко выбритые молодые мужчины и изысканные пожилые. Мне казалось, что я находился в помещении с тысячью представителей фармкомпаний.