Винтер покачала головой. Она знала Дэвиса. Он – грубая скотина, любитель притеснять и унижать и, вполне вероятно, в душе трус… но, помимо этого, он чудовищно самолюбив и самонадеян, а еще коварен и хитер. Дашь ему отпор – и он изыщет способ избежать прямой стычки, найдет возможность нанести удар тогда, когда этого меньше всего ожидаешь.

– Я для такого не гожусь, – тихо проговорила Винтер.

– Для чего?

– Для всего этого. – Она неопределенно махнула рукой. – Какой из меня сержант? Я понятия не имею, что и как надо делать, а теперь еще и Дэвис…

Она помотала головой, чувствуя, как вдруг перехватило горло, и с трудом повторила:

– Я для такого не гожусь.

– До сих пор вы справлялись отменно, – сказал Графф. – Мне, чтоб вы знали, довелось служить под началом сержанта, который был много хуже.

– Но что мне теперь делать?

– Для начала – вернуться и поужинать. Горячая пища вам не повредит.

Винтер медленно кивнула. Но прежде чем она успела подняться с койки, по шесту опять застучали – быстро и лихорадочно.

– Что такое? – рявкнул Графф.

– Это я, Бобби! – отозвался знакомый голос. – Пойдемте, пойдемте скорей! Вы должны это увидеть!

Эскадрон кавалерии вернулся в лагерь и сейчас продвигался вдоль дорожки, отделявшей палатки седьмой роты от других. Во главе отряда Винтер разглядела Зададим Жару, напыжившегося от гордости, точно петух-забияка. Свыше десятка кавалеристов ехали за ним, образуя некое подобие квадрата, в середине которого плелись четверо пеших. Именно они и привлекли всеобщее внимание.

Большинство новобранцев, наверное, до сих пор не видели ни единого хандарая – если не считать гребцов на шлюпках, которые отвозили их на берег. Туземцы были гораздо ниже ростом, чем ворданаи, черноволосые, с серовато-коричневой кожей. Впрочем, цвет кожи не у всех был одинаков; хандараев называли серокожими, и Винтер, когда только прибыла сюда, ожидала увидеть вокруг людей цвета пушечной бронзы, однако в Эш-Катарионе ей встречались самые разные оттенки – от пепельно-серых физиономий знати до исчерна-бурых десолтайских лиц, прокаленных до хруста пустынным солнцем.

В этом отношении четверо пеших хандараев представляли собой нечто среднее. Изнуренные и изрядно отощавшие, они были одеты в изношенные мешковатые белые балахоны, щедро разукрашенные красными и желтыми клиньями.

– Кто это такие? – спросил Бобби, стоявший рядом с Винтер.

– Не крестьяне, уж это точно, – отозвался Графф. – Гляди-ка, у них патронные сумки.

– Искупители, – сказала Винтер. Красно-желтые клинья были ей слишком хорошо знакомы. – Эти знаки символизируют пламя.

– А что же они здесь делают? – удивился Бобби. – Я думал, все искупители сидят в столице.

– Разведчики, – сухо произнес Графф. Винтер кивнула.

Бобби растерянно посмотрел на нее, затем на капрала:

– Что это значит?

– Это значит, что где-то там, – Графф указал на восток, – находится армия.

– Это значит, что скоро нам предстоит вступить в бой, – сказала Винтер. Глядя сейчас на угрюмых фанатиков, она чувствовала, что почти способна позабыть о существовании Дэвиса.

ДЖАФФА

– Ну что ж, генерал, – сказал Ятчик дан-Рахкса, – теперь мы наконец-то узнали истинную цену твоей отваги.

Лицо Хтобы, застывшее в бесстрастной маске, при этих словах окончательно окаменело.

– Отваги? – процедил он, точно сплюнул. – Наглый щенок! Сам хоть раз побывай в бою, а потом уж рассуждай об отваге!

– И как же мне это удастся, если я последую твоему совету? – отпарировал священник. – Ты требуешь, чтобы мы трусливо забились в щель и только молились о том, чтобы молот судьбы не обрушился на наши головы!

– Молитесь себе, о чем хотите! – отрезал генерал. – Если б ты изучал военное искусство так же ревностно, как труды Длани Господней, знал бы, что на свете существует такая вещь, как стратегия. Здесь у нас отменная позиция, а на пути ворданаев к Эш-Катариону нет ничего, кроме мелких поселений и многих миль ни на что не годной пустыни. Пускай себе движутся дальше! К концу этого похода мы станем во много раз сильнее, а они – во столько же раз слабее.

– Ты в этом уверен? – осведомился Ятчик. – Уже сейчас люди шепчутся, что мы страшимся вступить в открытый бой с чужеземцами. Пройдет неделя, другая – и даже самые преданные падут духом. Мы должны действовать, действовать, а не выжидать! И потом, – добавил он, фыркнув, – зачем нам сдалась твоя стратегия? У нас есть благословение Небес… и численное преимущество.

– Численное преимущество, – сказал Хтоба, – это еще не все.

Джаффа сидел, наблюдая за тем, как эти двое шипят друг на друга, точно разъяренные коты. Разговор в этом духе велся уже несколько часов, Хтоба и Ятчик то и дело отвлекались на какие-то побочные темы, но всякий раз неизменно возвращались к главному. Ворданайское войско покинуло свою полуразрушенную твердыню в Сархатепе и сейчас двигалось по прибрежной дороге. Именно это сообщил Стальной Призрак, и разведчики Хтобы запоздало подтвердили это. Ятчик всецело ратовал за то, чтобы всей армией выступить наперерез чужеземцам и разгромить их наголову, однако генерал более склонялся к осторожности и предусмотрительности.

Никто из них не заговаривал вслух о настоящей причине этого спора. Владычество Длани Господней зиждилось на беспощадных репрессиях, проводимых Небесными Клинками – армией искупителей, которая насчитывала уже почти двадцать пять тысяч человек и располагалась сейчас на равнине под стенами Эш-Катариона. Эту армию, однако, невозможно было содержать до бесконечности, не разоряя мирных жителей, которых она, собственно, защищала. В какой-то момент Длани Господней придется превратиться из бунтаря в правителя, распустить армию и восстановить в городе подобие нормальной жизни – но он не посмеет так поступить, пока существует угроза со стороны ворданайского войска.

Хтобе, с другой стороны, ожидание было только на руку. Аскеры, менее многочисленные и более организованные, нежели орда бывших селян, получали довольствие из битком набитых припасами и отменно охраняемых складов. Они к тому же являлись единственным веским преимуществом Хтобы в борьбе за власть, и генерал менее всего желал лишиться этого преимущества. Поражение или даже победа, добытая дорогой ценой, могли так проредить ряды аскеров, что кто-нибудь из политических врагов Хтобы запросто сожрал бы генерала с потрохами.

А Стальной Призрак? Джаффа украдкой глянул на безмолвную фигуру в черном. За все это время Малик дан-Белиал произнес от силы пару слов. Джаффа доставил ему послание, но тот не дал даже подобия ответа.

При таких условиях добиться чего-то было невозможно. Джаффа припомнил наставления, полученные от Матери, и решил, что настала пора выходить из этого тупика.