Теперь вроде как с нашего фронта их совсем отправляем, сформировав отдельный броневой дивизион. Два бронепоезда и состав снабжения, называемый в обиходе «черный паровоз», потому что его локомотив не блиндировали. И я вроде как тоже торжественно отбывал с ними из Будвица… до соседнего переезда, где меня ждала моя карета со шторками на окнах, чтобы тайком отвезти обратно на завод.

Усатый гвардейский фельдфебель с королевским аксельбантом Савва Кобчик до дня «икс» выпадал из обращения. Вместо него стал очень редко появляться в городе, щеголяя короткой шкиперской бородкой без усов, лейтенант флота барон Бадонверт. Чаще всего в компании корвет-капитана Вита Плотто как сопровождающее его лицо. Сбылась моя мечта. Я наконец-то полетал на дирижабле. Пока только в качестве наблюдателя за театром предстоящих военных действий. А морской мундир и борода меня разительно внешне изменили. Ну если особо не приглядываться…

За ручной пулемет рецкий маркграф отдал мне в лен всю гору Бадон и в придачу к ней баронский титул не только лично мне, но и всему нисходящему моему потомству. Это официально. А неофициально за решение насущной проблемы с пленными, программу ускоренного строительства дорог в Реции их руками и идею линейки дорожных машин на основе хорошо освоенных рецких паровых рутьеров на жидком топливе — бульдозера-корчевателя, экскаватора с прямой и обратной лопатой, грейдера, прицепного скрепера, трамбовочного катка, роторного кюветокопателя и прицепной самосвальной тележки. Но за такое барона давать не комильфо. Приземленно как-то, да мещанисто очень… А вот за пулемет самое оно по местному менталитету. Это бла-а-ародно…

В основанной акционерной коммандитной компании «Рецкие дорожные машины», куда вошел уже существующий завод по производству рутьеров, я получил треть акций. На халяву. То есть денег за них не платил. Вложился интеллектуальной собственностью — всеми гражданскими патентами на дорожные машины и навеску для них. Зато солидно деньгами вложились оба рецких банка и сам маркграф. Горцы как никто другой знают цену хорошим дорогам, а финансировалось их строительство из бюджета. Не только самой марки, но и местных общин. Через которые эти дороги строили. Да и имперский Минфин на содержание пленных деньги кое-какие подкидывал — все туда же и шло.

Но, несмотря на такое прекрасное понимание проблемы, предложенную мною одновременную сплошную асфальтизацию дорожной сети Реции маркграф решил попридержать до мирного времени. Когда срочно потребуется трудоустройство многочисленных демобилизованных фронтовиков, а пленных отпустят на родину. Пока же шли только опытные работы с вариантами состава покрытия и рецептами варки асфальта из субстанций старых нефтяных озер и накопившихся за много лет отходов от производства керосина. Маркграф меня заверил, что за одну идею асфальтовой смеси я обязательно получу минимум по пять процентов с каждого такого рецепта.

Заодно обещал прислать мне на испытания местный тол, который там уже производили, но только как добавку в аммонал для горных разработок.

Элика, узнав, что она стала баронессой, чуть с катушек не съехала. Все же это очень сильный удар для неокрепшей психики юной женщины, с детства выросшей затворницей на уединенном горном хуторе, вдруг узнать, что не только ее муж теперь барон, но и она мать барона и даже хуже того… сама баронесса. Ее просто распирало от жажды этим хвастать перед всем окружающим ее сословным миром и… блистать! Понять можно — каждая юная женщина независимо от происхождения и состояния мнит себя принцессой, центром мира, но допустить этого как раз никак нельзя было. Не ко времени…

Начинался первый этап Марлезонского балета под названием «летнее наступление на Восточном фронте». Начинался так, как никогда еще в этом мире — с массированной туфты, бутафории, маскировки, наглого обмана врага. И режима предельной секретности, в первую очередь от своих, что здесь было в новинку. За исключением очень ограниченного круга лиц, каждый получал ровно столько информации, сколько нужно было для выполнения конкретного задания. А вся пропаганда работала исключительно над прославлением нашей героической обороны. Типа сидели в ней и будем сидеть, аки былинные герои. Именно из тезиса нашей крепкой обороны так широко осветили отправку бронепоездов на отогузский фронт. Ну типа лишние они для нас.

Доходило до того, что войска усиления ближе к переднему краю везли на «пустых» санитарных поездах, опасаясь шпионского учета воинских составов на железной дороге. Дули на воду? Конечно. Но всегда лучше перебдеть, чем недобдеть при нашей из рук вон плохо работающей контрразведке. За все время она только одного реального шпиона и поймала. И то случайно, как я подозреваю.

Так что Элику, скрепя сердце, я отправил в глухие леса, на хутор к зазнобе фельдфебеля Эллпе. Пусть учится там можжевеловку гнать… баронесса, пока муж воюет.

Прежде чем отправили всех пленных с Восточного фронта в Рецию, они построили для нас в окрестных лесах несколько удобных летних лагерей, в которых теперь тайно располагалась отогузская кавалерийская дивизия и две отдельные бригады рецких горных стрелков. Сидели бойцы в глуши тихо — мышами под веником, ожидая часа «икс», как будто их и не было вообще к востоку от Будвица.

Последние царские пленные системой «подкомандировок» достраивали под присмотром королевских саперов слегка притопленную гать в северных болотах между редкими островами. И просеки к ней заодно рубили. Корчевали на них пни. Но без фанатизма… «Последнюю милю» должен был достраивать рецкий саперный батальон, который ожидался со дня на день. А пленных отправят в Рецию теми же вагонами. Лагеря военнопленных законсервировали в ожидании нового их наплыва.

Вот и пригодилась мне школьная программа. Описанные Солженицыным в «Архипелаге ГУЛаге» бригадный подряд и «большая пайка» творили чудеса мотивации среди пленных, которые в большинстве своем были призваны из крестьян. И на юг, где тепло, благодать и виноград с абрикосом растет, в первую очередь отправляли передовиков производства. А того, что они могут сбежать в болотах, мы совсем не боялись. Сами пленные этих первобытных болот страшились больше неволи.

По расчетам инженеров, уже построенная гать 37-миллиметровую револьверную артиллерию выдержать должна, как и кавалерийский обоз. Также возможно было протащить по ней горные трехдюймовки в разобранном виде. Конную артиллерию поставили самой последней в очереди — не ко времени экспериментировать.

Войска в лесах не бездельничали — отрабатывали тактику малых групп и осваивали новое для себя оружие — ручной пулемет «Гочкиз-Р». С завода поставляли их в эти части в первую очередь. Ко дню наступления по предварительным расчетам ручниками наш завод «Гочкиз» должен был обеспечить каждый взвод засадных полков хотя бы одной единицей этого вооружения. Ради такого дела мы с Гочем даже патентную заявку на него попридержали. Ибо не фиг о такой вундервафле кому стороннему заранее знать.

С пулеметами же вышла отдельная песня. Грустная…

Имперский конкурс, как можно было уже заранее догадаться, выиграл пулемет системы «Лозе». Наш «Гочкиз» со скрипом признали ограниченно годным для специальных войск. Самый массовый рынок — пехоту нам обрезали. Разве что кроме небольшой ольмюцкой армии и рецких горнострелковых корпусов, где у нас был мощный административный ресурс.