— А аппарат? — спросил я его. — Такие кадры внизу… Данко, ты чё?

— А что я? — ответил фотографический художник, временно работающий на армейскую разведку. — Пленка кончилась. Надо бобину переснаряжать. Потом мне этот аттракцион на бис повторите, господа офицеры, я зафиксирую для истории.

Матросы и офицеры в гондоле, глядя на панику в рядах царских кавалеристов, радовались, как нашкодившие и оставшиеся без ожидаемого наказания дети. И только старый кондуктóр на штурвале задумчиво протянул:

— М-да… Сегодня кавалерия как род войск отмерла… хотя мы никого не убили, даже не ранили.

— Разговорчики, — оборвал его Плотто. — Поднять аппарат на тысячу сто метров. Не дай ушедшие боги, опомнятся драгуны и начнут по гондоле залпами палить, даже штанов не поменяв.

Перед железнодорожным паромом увидели неожиданно столпотворение людей и повозок, а также вагонов, которые заталкивал на паром маленький и короткий, почти квадратный маневровый паровозик. Между берегами Ныси курсировали еще десятка три больших лодок, увозя людей на правый восточный берег, возвращаясь пустыми за новой порцией вояк.

— Во какая прекрасная цель, большая… — сказал Шибз из-за своего большого киноаппарата. — Бросайте бочку, я как раз бобину поменял.

— Нет, — ответил ему Плотто, даже не оборачиваясь. — Вот если бы они на наш берег переправлялись, я бы и бомбы не пожалел. А так… пусть уходят.

— Вит, это южная дорога, — констатировал я. — Похоже на то, что у Смигла забрали резервы на Цугульские перевалы против наступления отогузов.

— Так это же просто прекрасно, Савва, — отозвался офицер. — С тебя бутылка игристого.

— За что? — включил я дурачка.

— За гаубичную батарею. Вон она на платформах. Ее как раз на паром грузят. А это минус шесть орудий калибра в сорок восемь линий, которые не будут стрелять в тебя и твой броненосец.

Плотто оторвался от бинокля и возвысил голос:

— Слушать всем.

Дождался всеобщего внимания и продолжил:

— Каждый считает войска внизу по отдельности на обоих берегах. Потом сверим показания. Шибз?

Тот выглянул из-за киноаппарата.

— Чтобы все заснял без брака. Это очень важно.

— Все, что от меня зависит, будет сделано, Вит. Ты меня знаешь. В прошлый раз был лабораторный брак пленки… Виноват не я, а изготовитель.

— Все работаем.

В гондоле установилась тишина. Слышно было только, как стрекочет шестеренками киноаппарат и подвывает ветер в стойках. Каждый вынул блокнот, в который черкал карандашиком пометки.

На первый взгляд уходило с нашего фронта войск немного. Но мы не знаем, сколько времени уже идет эта переправа. Судя по пустым выпасам, тот драгунский полк, который мы разогнали пустой бочкой, был последним, вся кавалерия с нашего фронта уже ушла. В принципе она тут и не нужна по большому счету в наших болотах и узостях. А вот то, что уходит пехота, говорит о том, что резервов цугульского фронта царцам не хватило.

Еще бы… там наступают по рецепту генерала Брусилова одновременно на фронте в сто сорок километров. И враг просто растерялся: куда направлять резервы? Наши короли не просто так шаманские танцы с бубнами водили вокруг имперского генштаба последние месяцы, чтобы тот только отстал от них со своими прожектами. Пусть генштабисты на Западном фронте тренируются.

Последний полустанок перед линией соприкосновения войск проплывает под нами немного в стороне от курса дирижабля.

— Вит, у меня чего-то с глазами или действительно дальний рельсовый отстойник царцы обваловали? — спросил я Плотто.

Корвет-капитан перешел на мой борт гондолы и стал рассматривать указанное мной инженерное сооружение через свой мощный морской бинокль. Ну да… у него двенадцатикратник, а у меня всего четырех, зато рецкого стекла, которое постепенно становится знаменитым после того, как я вспомнил о таких вещах, как просветленная оптика и стразы от Сваровски.

На стразы пошли отходы от производства хрустального оптического стекла. Они в период военного дефицита и новых налогов на роскошь довольно резво в среднем классе заменили бриллианты. Даже вышел императорский указ, запретивший гранить стразы как классический бриллиант. Однако быстро вскрылись случаи контрабанды стразов через независимых швицких горцев во враждебную республику, граненных именно как бриллианты. И нас тут же обвинили в подрыве экономики противника. В нечестных методах войны. Варвары мы, одним словом, не имеющие ничего святого… Хотя самое святое у самих республиканцев — это кошелек.

Просветлять же оптику приборов я предложил травлением линз с помощью кремниевой кислоты. Само собой как-то это всплыло в памяти. Дебаты, помню, по этому поводу в армейской казарме доходили до драки… Спор был про оптические приборы БТРа. Никто не хотел себя ущербным чувствовать, а знаний не хватало ни у кого. Потом взводный летёха нам нужную книжку принес, чтобы успокоились… в коллективной читке вслух. Так что мое предложение состояло из одной фразы, а все остальное разработали инженеры маркграфа…

Успех стразов потянул за собой эксперименты с цветным стеклом типа земного богемского. И этот гранильный цех стал первым чисто женским предприятием в Реции. Там же из черного хрусталя катали стеклярус, который быстро стал моден для женской траурной одежды.

Надо ли говорить, что моя переписка с рецким правителем давно уже шла через фельдъегерей с хорошо вооруженной охраной. Иначе мне обещали снести голову, чтобы врагам не досталась.

Дирижабль слегка изменил курс, и полустанок приближался. Со стороны основных путей железной дороги, водокачки и самого здания разъезда этот тупик был огорожен земляным валом, насыпанным прямо на соседнюю тупиковую ветку. Этого вала тут на прошлой неделе еще не было. За валом стоял короткий эшелон из семи товарных вагонов, самых обыкновенных деревянных, двуосных, суриком крашенных.

Подняли карту прошлого воздушного рейда — точно не было раньше тут никакого вала. Не подвела память.

— Не пойму, к чему они тут столько работы нагородили? — пожал плечами корвет-капитан. — Представляешь, сколько тут ручного труда? Переместить такие кучи грунта, перекидать, сформовать… И ветку засыпали прямо по рельсам… Не нравится мне это…

Внизу солдаты противника из этого эшелона грузили какие-то мешки на телеги, влачимые безотказными стирхами. Чувствовалось, что нагружают их больше обычного. Бедные коньки-горбунки еле тянули.

— А зачем им здесь столько удобрений? — спросил в пространство впередсмотрящий боцманмат.

— Каких удобрений? — напрягся я.

— Да самых обычных, господин лейтенант. Для крестьянских полей. В основном ими огородники в пригородах пользуются, — поехал мне по ушам морской унтер. — Мы таких мешков много перевезли до войны на торговом флоте. Их в Островном королевстве делают. Сырье островитяне откуда-то из колоний своих привозят, а перерабатывают уже у себя и торгуют сами. Мимо их главной конторы не купить.