–Нет никакой уверенности,– ответил Конрауд,– что эти деньги вообще принадлежали Сигюрвину, хотя это и вероятнее всего. Может, он прятал их для кого-то другого. Как там было на самом деле, никто не знает.

–Абсолютно то же самое другой ваш сотрудник сказал Эйитлю,– радостно выдохнула Фридни.

Он заметил, что супруги воспрянули духом. Когда он только пришел к ним, они были понурыми. Они показали ему, где были спрятаны деньги. Сейчас там стояла внушительная итальянская паровая печка. Эйитль сказал, что они ею вообще не пользуются. Фридни возразила: мол, иногда все-таки пользуются. Особенно хорошо в ней удавалась копченая свинина на Рождество, получалась такая сочная!

Конрауд смекнул, что тот «другой сотрудник»– эта Марта. Он рассказал супругам, что сам много лет расследовал дело Сигюрвина, а теперь он вышел на пенсию и занимается этим расследованием на досуге. Они это поняли.

–Вы правильно поступили, что связались с полицией сейчас, когда тело Сигюрвина обнаружили. Чтобы признаться в вашем поступке, вам потребовалось мужество.

–Нам показалось, что так будет правильно,– сказала Фридни.– У нас из-за этого на душе было скверно. И я вам скажу как есть: если бы мы нашли эти деньги сегодня, мы тотчас же заявили бы! Тотчас же.

–Вы не думайте, мы не воры какие-нибудь,– заверил Эйитль.– Просто так получилось. Что нам было делать?

–Значит, купюры были в целлофановом пакете?

–Да,– подтвердила Фридни.– Обычном пакете из супермаркета.

–Его вы, конечно, не сохранили?

–Мы его в мусор выбросили,– ответила Фридни.– И никому не рассказали.

–И зачем ему было держать дома столько деньжищ?– спросил ее муж.

–Это несчастливые деньги,– сердито возразила Фридни.– И хорошо, что они в кризис сгорели.

–А может, из-за них его и убили?– спросил Эйитль.– Могло такое быть?

Конрауд пожал плечами. У него были на этот счет догадки, но им было не место в этой шикарной кухне с итальянской паровой печкой у людей, растративших чужие деньги.

Он уже распрощался с супругами и сел в машину, как вдруг у него зазвонил телефон. Номер был незнакомый, и женский голос в трубке – тоже.

–Это Конрауд?– поинтересовалась она.

–Да.

–Это Хельга. Я поговорила с подругой, но она не помнит того человека, о котором вы спрашивали.

–Простите, кто это?

–Хельга.

–Хельга?

–Вы ко мне в студию заходили по этому поводу.

–Так вы из студии педикюра?– замялся Конрауд и наконец вспомнил свой визит к Хельге.

–Точно,– сказала Хельга.– Я помешала?

–Что вы, ничуть.

–В общем, она помнит тот вечер в спорт-баре, когда мы отмечали день рождения, но никакого человека в баре не помнит.

–Ну, значит, дальше разговора не будет. Я просто хотел спросить. Благодарю…

–Но у меня другое.

–Да?

–Она ушла домой раньше нас. И она вспомнила кое-что, что услышала на выходе из бара. Там какой-то человек в шапке, как вы описывали, стоял на улице и разговаривал по мобильнику. И она до сих пор помнит одну его фразу: она ее сильно напугала. Особенно тон, которым он ее произнес.

–А сам этот человек ей знаком?

–Совсем нет. И она не помнит, чтоб видела его в баре.

–И что же она услышала?

–Она только успела расслышать два слова, и он их так прошипел в телефон, таким яростным тоном, что она аж вздрогнула.

–И что это были за слова?

–«Убить его».

–Как-как?

–«Убить его». Вот что она услышала!

–«Убить его»?

–Да. Он это прошипел в телефон, и ее это так напугало, что прямо врезалось в память!

35

Три дамы неопределенного возраста сидели в парикмахерской и ждали своей очереди, листая старые журналы, посвященные сплетням да рекомендациям по стилю жизни. А еще двух дам уже обслуживала парикмахерша. Одна из них сидела у зеркала с полосками фольги в волосах и разговаривала о чем-то, что она называла «ундулированием», а другой мыли волосы. Войдя, Конрауд сразу понял, что худшего времени для визита выбрать не мог. Он уже собрался быстро сдать назад, как парикмахерша крикнула ему:

–Это вы, что ли, из полиции?

–Уже нет,– ответил Конрауд.– Но когда-то я там работал. Я хотел поговорить… Вы Элиса?

–Да, это я. Подруга Хельги. А вы, значит, тот самый Конрауд?

Он кивнул.

–Она сказала, что вы интересуетесь тем человеком, который стоял на улице возле бара.

–Правильно.

–Это связано с каким-нибудь убийством?

–Нет… там не ясно, связано ли это…

–С убийством?

Три дамы посмотрели сперва на него, а потом на нее, синхронно, как тюлени в цирке. Дама с фольгой в волосах уставилась любопытным взглядом на отражение Конрауда в зеркале, а даме, которой Элиса мыла голову, было непросто его увидеть. И она, раз уж ей больше ничего не оставалось делать, просто вытаращила глаза в пустоту.

–Наверное, я ужасно помешал?– сказал Конрауд.– Может, мне лучше попозже зайти?

–Да не стесняйтесь, все равно я собиралась кофе пить,– ответила Элиса, указывая головой в направлении каморки, в которой виднелась кофе-машина и бумажные пакеты из ближайшей булочной.– Садитесь вон там, наливайте себе кофе. А я скоро приду.

Дамы послали Конрауду сердитый взгляд, а он попытался приятельски улыбнуться им. Он не мог понять, вызвано ли их настроение тем, что его визит затянет их пребывание здесь на несколько минут, или тем, что его разговор с Элисой будет проходить с глазу на глаз, и они не узнают подробностей. Он готов был поклясться, что верно последнее. Дамы, судя по всему, никуда не спешили, а так и так запланировали провести большую часть дня в парикмахерской.

Конрауд уселся в каморке. Она была мала, но там помещались две табуретки и стол. На нем стоял кофейник со свежезаваренным кофе. На стене висел календарь с накачанными мужчинами-моделями. Дверь была открыта, и Конрауд услышал, как Элиса разговаривает с молодой женщиной – судя по всему, своей коллегой. Она объяснила ей ситуацию и сказала, что собралась на перерыв. Затем она вошла в каморку к Конрауду и закрыла за собой дверь.

–А у вас всегда столько посетителей?– спросил Конрауд, только для того, чтоб не молчать.

–Да, эти душечки – они такие лояльные, они сюда любят заходить, иногда просто только затем, чтоб поболтать. Ужасные трещотки. Хельга мне говорила, что вы хотите разузнать про того человека, о котором я ей рассказывала. Это, что ли… какой-нибудь преступник?

–Да вот не знаю,– ответил Конрауд.– Я пытаюсь понять, что произошло в тот вечер в спорт-баре, куда вы с подругами заглянули и где, как рассказала Хельга, вы услышали слова этого человека. Мне стало любопытно.