Мальчик морщится, кряхтит, недовольно шлепает губами. Мальчик живет.

Ради таких вот дел Сергей, окончив аспирантуру, не остался ассистентом на кафедре, а уехал в соседние Химки — подальше от столичных благ и возможностей. Он хотел настоящего дела, хотел понюхать пороху. И теперь с наслаждением вдыхал его терпкую гарь, впитывал, вбирал, наполнялся ею до последней клеточки.

4

— Женщина, шестидесяти семи лет, бытовая травма, возможно, перелом ноги, острые боли в области живота, слабость, головокружение. — Диспетчер по рации продиктовала адрес.

Водитель Коля тяжело вздохнул и включил мотор:

— Последний клиент на сегодня?

— Скорее всего, последний. — Врач бригады Михаил Иванович Ступин взглянул на часы, было начало восьмого вечера — до конца смены меньше часа.

Фельдшер Марья Яковлевна заглянула в чемоданчик с медикаментами. Ну перевязочных материалов хватит… А если у старушки что-то серьезное? Если перелом шейки бедра, что в таком возрасте обычное дело? А вдруг еще внутреннее кровоизлияние? Чем тогда ее спасать? Аптечка хронически недоукомплектована — нет средств.

Ехать было недалеко. Через десять минут Марья Яковлевна вслед за доктором Ступиным поднималась по заплеванным бетонным ступенькам на четвертый этаж. Лестница узкая, перила высокие, на площадках не развернуться — вдвоем с Михаилом Ивановичем не снести. Михаил Иванович был уже в возрасте — пятьдесят шесть, ненамного моложе самой Марьи Яковлевны. Им ли за такую работу хвататься? Тут санитары нужны. Молодые, здоровые. Санитаров не дают, придется звать Колю на помощь. А если старушка пудов десять весит?.. Может, кто-то из родственников есть. Или соседи помогут…

Михаил Иванович позвонил. Дверь открыл мужчина. Марья Яковлевна и не разобрала, молодой он или не очень, — на площадке и в прихожей свет не горел. Судя по голосу, нестарый.

— Извините, лампочка перегорела, — сказал мужчина. Голос подрагивал. «За бабушку волнуется, — подумала Марья Яковлевна, — внук, наверное». — Проходите вперед, там направо — ванная, руки можно помыть…

Доктор в сопровождении мужчины прошел вперед направо, послышался звук тупого удара, звякнуло стекло. «Споткнулся, наверное, — подумала Марья Яковлевна, — совсем люди стыд потеряли, врачей вызывают, чтобы они тут себе головы порасшибали, хоть бы свечку зажгли, если уж лампочку вкрутить некогда». Она задержалась в прихожей: снимать обувь, предложат тапочки? В каждом доме свои порядки: где-то тряпку под ноги сунут туфли вытереть, где-то так позволят проходить, пусть хоть дождь на дворе, хоть снег, где-то и тапочки дадут, и чаю потом нальют, и шоколадку в карман сунут или несколько рублей — люди разные. Но тут, похоже, о чистоте никто особо не заботится. В маленькой прихожей было душно, пахло плесенью, пылью и еще чем-то странным.

— Где больная? — крикнула Марья Яковлевна в темноту.

— Сейчас, сейчас, — отозвался внук. Из ванной слышался плеск воды.

Глаза Марьи Яковлевны понемногу привыкли к темноте. Она различала уже проем двери в комнату, а напротив еще один проем — дверь во вторую. Стандартная планировка, двухкомнатная хрущоба, направо за туалетом с ванной — кухня, только что ж у них нигде свет не горит, все, что ли, лампочки перегорели?..

Мужчина, которого Марья Яковлевна так и не разглядела, махнул рукой:

— Сюда вот проходите.

Она сделала шаг вперед и вдруг почувствовала у себя над ухом жаркое несвежее дыхание, и что-то противно холодное коснулось ее шеи под самым подбородком. Она просто обмерла от страха, а мужчина подтолкнул ее вперед и дрожащим шепотом приказал:

— Вываливай все из чемоданчика на стол.

«Какой стол? — пронеслось в голове Марьи Яковлевны. — Темно же, не видно ничего». И тут вспыхнул свет, неприятно резанув по глазам, а взгляду Марьи Яковлевны предстала совершенно пустая комната с ободранными обоями и покоробившимся паркетом. В углу стоял обеденный стол с разноцветными пятнами по темной полировке, посреди комнаты — трехногая табуретка, на ней телефон и больше вообще ничего не было. Теперь стало понятно, почему свет был выключен. Они бы увидели все это с порога и даже входить бы не стали — никакая бабушка шестидесяти семи лет в такой халупе жить не может, разве что запойная пьяница…

Марья Яковлевна медленно направилась к столу. Большой хлебный нож мелко дрожал, больно давя на шею. Его сжимала дурнопахнущая волосатая рука. Марья Яковлевна наконец сообразила, чем это пахнет рука и вообще вся квартира: конопля!.. Курили, видно, давно, только этот дурман долго не выветривается. Краем глаза она заметила торчащие из ванной ботинки доктора Ступина. Они не шевелились. Тут и у Марьи Яковлевны ноги подкосились, и все оборвалось внутри: неужто убил?!!

— Вываливай все! Вываливай! — подталкивал ее «внук», голос его вибрировал от нетерпения.

Она открыла чемоданчик, перевернула над столом, высыпались перевязочные пакеты, одноразовые шприцы, жалобно звякнули пузырьки и ампулы. «Внук» оттолкнул ее, бросил нож и принялся лихорадочно копаться в куче медикаментов.

Бежать бы!.. Бежать что есть мочи, кричать, звать на помощь! И входная дверь не заперта, и вечер уже, все соседи с работы повозвращались, кто-нибудь да выйдет!.. Но ноги словно налились свинцом, словно приросли к полу, грудь сжимало, перед глазами поплыла серая пелена. И глаза закрылись…

Она очнулась оттого, что наркоман бесцеремонно тряс ее за плечо. Она лежала на грязном полу, а вокруг валялись разодранные бинты, раздавленные пузырьки и ампулы.

— Где остальные лекарства?! — Наркоман орал на нее, бешено вращая глазами. — Где? В машине оставила?!

— Нету больше ничего, — с трудом выговорила Марья Яковлевна.

— Врешь, сука! — Он навис над ней и тряс, схватившись за лацканы халата так, что отлетели пуговицы. — Не смей мне врать! Вы же к бабке ехали с переломами, где обезболивающие?!

— Там… новокаин…

— Какой, мать твою, новокаин?! Где лазикс, промедол, морфин, калипсол, седуксен, реланиум, хоть что-нибудь? Где???

— Нету, — Марье Яковлевне было тяжело дышать, сердце то замирало, то начинало бешено колотиться в самом горле. — Нам не выдают такого. В больнице нет средств на такие медикаменты…

— М-мммм!!! — взвыл наркоман, схватил нож и стал целить им Марье Яковлевне в лицо. — Ты врешь, сука, врешь! Я сам по телевизору слышал, что вас теперь нормально финансируют. У тебя в аптечке должно быть девяносто шесть наименований препаратов, девяносто шесть!!! Где?

Он схватил ее за руку и буквально волоком потащил на кухню. Поднял, швырнул на подоконник, распахнул перед носом окно. Сзади под лопатку уперся нож.

— Зови своего водилу, сука! А пикнешь хоть что-то лишнее, прирежу и вышвырну прямо на твою гребаную машину!

— Коля! — крикнула в окно Марья Яковлевна.

— Громче, — рявкнул наркоман.

Она завопила изо всех сил: