— Там… — только и смог выговорить он, — там… там все умерли…

Отец открыл иллюминатор, и в каюту ворвался шум и крики.

— Оставайся здесь, — попросила мать, а сама уже доставала с багажной полки отцовский чемоданчик с лекарствами, который он всегда брал с собой в любые поездки.

— Не останусь, — заупрямился Сергей.

— Тогда будешь помогать, — сказал отец.

Теплоход прошел по инерции несколько сот метров и остановился. Мост был чуть позади, и еще за теплоходом тянулся страшный след из тел, обломков, крови и мусора. В темноте трудно было разобрать отдельные детали, но казалось, что вся Волга за теплоходом стонет и вздрагивает в предсмертных судорогах. До пассажиров на нижних палубах уже дошла весть о столкновении. Всюду метались люди, истошно кричали, кто-то искал родственников и знакомых, кто-то истерически радовался, что уцелел.

— Представляете, мне просто приспичило! Я же не знал, я не хотел! — орал какой-то расхристанный дядька с безумными глазами. — Я просто спустился в туалет, а там! Я — в туалет, понимаете?!

Сергей закрывал глаза, чтобы не видеть изуродованные, исковерканные, разорванные человеческие тела. Но и идти с закрытыми глазами он не мог. Он боялся потерять отца. Мать уже куда-то исчезла. Родители сразу же бросились к раненым, искали живых, щупали пульс, успокаивали. Живых было немного, но они были. Отец начал командовать сбежавшимися матросами. Они по его команде поднимали обломки, вытаскивали людей, если кого-то можно было перевязать позже, отец просто приказывал снести раненого вниз, кого-то быстро и ловко перебинтовывал сам. В момент столкновения многие сидели в зале на привинченных к палубе стульях. Те, кого не выбросило за борт и кто остался жив, встать уже не могли. Отец что-то кричал матросам о тазобедренных суставах и требовал носилок. А помощи с берега все не было. Не торопились к «Суворову» даже маленькие буксирчики с врачами и лекарствами.

Из-под кучи стекла и бревен вынули женщину. Ее круглые, остекленевшие глаза смотрели в небо, она слабо стонала. Светлая, чуть рыжеватая, очень длинная коса испачкалась и перепуталась, белое платье было изорвано, и кровь расплывалась на ней пятнами разного цвета — пятно бурое, пятно алое. Ее лицо было бледным, словно вырезанным из бумаги. Отец резким движением от края рванул платье вверх, и пожилой матрос, помогавший ему, шумно сглотнул и отвернулся. Левой ноги не было вовсе — вниз от раздробленного колена висели кровавые лохмотья и остро во все стороны торчали белые раздавленные кости. Правая нога еще была, но в голени сломанная кость обеими концами вышла наружу, и ступня в белой туфле с ремешком лежала как бы отдельно.

— Не жилец это, — буркнул матрос и, протяжно вздохнув, поспешил на новый стон.

Отец пощупал пульс и нахмурился. Сергей стоял рядом и не мог отвести взгляда от глаз женщины, где-то там, в глубине их, еще была жизнь, там еще что-то боялось и не хотело умирать. А отец уже наложил жгут и, еще сильнее хмурясь, бормотал себе под нос:

— До больницы не доживет, слишком большая кровопотеря. — Он подозвал двоих человек с носилками и приказал нести женщину в лазарет. Но там уже не было места, и ее положили в первой же свободной каюте.

Откуда взялась в руках у отца пила, Сергей не помнил, наверное, принес кто-то из матросов. Это была настоящая ножовка по металлу, точно такой же дед отпиливал в своем ангаре головки у болтов, которые прикипели и не хотели выворачиваться. А теперь этой пилой отец собирался пилить живого еще человека, и происходило это не в цирке, и не было никакой уверенности, что все будет хорошо.

— Помогай, — вдруг потребовал отец.

Сергей даже оглянулся, но слова все-таки были обращены к нему, никого больше рядом не было, если не считать женщины, которая от сделанного отцом укола перестала стонать и чуть прикрыла глаза.

— Возьми ее за запястье, слушай пульс. Пропадет — скажешь.

Мгновенно вспотевшими пальцами Сергей взялся за ее холодную как лед руку. Никакого пульса там не было. Время будто остановилось и для него. И вдруг через несколько секунд он почувствовал чуть заметные, редкие, неровные удары. Его собственное сердце так колотилось, что кровь билась даже в кончиках пальцев, из-за этого он все время терял ее пульс. Он смотрел на ее белые губы, на синеющие круги вокруг носа — и как же ему было страшно!..

— Все будет хорошо, — почти спокойно сказал отец, — только держи пульс. — А сам в это время скальпелем ловко, как мясник, полоснул бедро женщины.

Разошлась кожа, сверкнуло розовым мясо с белыми трубочками сосудов.

— Она не умрет? — спросил Сергей. Как ни странно, он вдруг успокоился. Искусная работа отца завораживала, несмотря на весь ужас ситуации.

Отец пилил, подрезал, снова пилил. Сколько это длилось — одному Богу известно, но кость отпала, а вместе с ней и лохмы мяса. А отец перевязывал, шил, бинтовал, и вот уже вместо бессмысленного месива остался аккуратный белоснежный сверток. И пульс тоненькой ниточкой продолжал трепыхаться в холодной руке.

— Ну а с гипсом можно подождать и до больницы. — Отец стер пот со лба и широко улыбнулся Сергею. — Ты очень мне помог. Молодец.

Только спустя сорок минут после катастрофы подоспела первая помощь, пострадавших начали доставлять на берег, а потом в больницы Ульяновска. В городе среди ночи были мобилизованы все хирурги. Тех, кто не пострадал, развозили по гостиницам. Отец отвел Сергея в гостиничный номер, уложил в постель и сказал, что должен идти:

— В больнице нужна наша помощь. Мама уже там. Мы вернемся, как только будет возможность.

После всех треволнений Сергей заснул как убитый, а когда проснулся, родители уже были рядом. Усталые, они пили чай и тихо разговаривали. Оказывается, погибло около двухсот человек, было около сотни раненых, в больницах стоят очереди: люди идут и идут сдавать кровь, уцелевшим пассажирам предложили вернуться домой, отправляют бесплатно — самолетами, поездами, кто как хочет, и люди бегут, чтобы быстрее забыть случившееся как кошмарный сон. Хотя кто же сможет это забыть?

Родители тоже собирались вернуться домой, но только через несколько дней, когда ситуация прояснится, когда точно станет понятно, что их помощь здесь больше не требуется.

После завтрака отец снова уехал в больницу, а Сергей с матерью пошли на набережную. Там скопилось огромное количество людей. Начали работу водолазы, из воды вытаскивали и грузили на лодки обломки теплохода, тела, куски тел. Люди вокруг полушепотом переговаривались. Одни говорили, что виноваты железнодорожники, не обеспечившие установку на мосту четких сигнальных огней, другие утверждали, что во всем виноват капитан, третьи обвиняли вахтенных, четвертые подозревали диверсию. Мать поспешила увести Сергея.

Когда они возвращались, он спросил:

— А скольких человек спасли вы с папой?

— Мы не считали, — ответила мать. — Но гораздо меньше, чем хотелось бы и нужно было спасти.

— А та женщина, которой папа отпилил ногу, она живая?