Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что?! — ответил раздосадованный Лавров.
— Прогони ее, немедленно!
— Послушай, Сигрид, ты что, не понимаешь, куда приехала?! — возмутился журналист. — Здесь «много-много диких обезьян»!
Последнюю фразу Виктор произнес голосом донны Розы из комедии «Здравствуйте, я ваша тетя!».
— Ладно, идем, я ее прогоню… — Лавров встал из-за стола и сделал несколько неуверенных шагов к выходу.
Ноги почему-то не послушались, и он со вскриком упал на одно колено.
— Ай! Виктор! — воскликнула Сигрид и помогла ему подняться.
— Что-то у них тут не то с этой настойкой на перьях киви, — пробормотал журналист. — Вот дьявол, я перепил!
— Ты зачем напился? — с укоризной спросила Колобова. По отсутствию акцента чувствовалось, что она произносила это и раньше, и не один раз.
— Я свою меру знаю, — заверил ее Лавров. — А сегодня просто напиток коварный попался.
— Я отведу тебя в номер, — предложила Сигрид и закинула его руку себе на плечи. — У тебя ведь шестнадцатый номер?
— Ноги?.. Сорок шестой.
— Так, все понятно, — надула губы Сигрид. — Пойдем.
Сигрид не без труда повела Лаврова по коридору.
— Сегодня вечером я себя чувствую так, будто мне пятьдесят лет, — икая, сказал Виктор.
Абсолютно трезвый, но мрачный автоматчик из экипажа Нимы проследил, куда пошла эта парочка белых. Его коллега из машины Техути сопровождал где-то на улицах Джиджиги Хорунжего и Маломужа, снимавших зарисовку «Ночная жизнь эфиопского города».
Перед лестницей наверх Лавров неловкими движениями избавился от помощи Колобовой и даже поднимался, галантно поддерживая ее под локоть, но другой рукой крепко уцепился за перила. В номере он тяжело опустился на кровать, наклонился, чтобы расшнуровать берцы и ухнул головой вниз, едва успев подставить руки, чтобы не стукнуться лбом об пол.
— Давай я тебе помогу, — участливо предложила Сигрид. Она помогла Виктору лечь головой на подушку, а сама села на кровать и положила его ноги себе на колени.
— Ты прям, как Рогнеда, — сравнил Виктор, глядя в белый с желтыми пятнами потолок и не мешая женщине расшнуровывать его ботинки.
— Кто это?
— Да была такая полоцкая княжна, она не хотела разувать князя Владимира…
— А потом?
— А потом… передумала, в общем, — спохватился журналист, вдруг осознав, что сравнение совершенно неуместно. — Короче, бывают в жизни моменты, когда присутствие дамы бывает вовсе не лишним…
К счастью, шведка не была столь близко знакома с русской историей и не обиделась.
— А знаешь, меня тоже назвали в честь шведской королевы Сигрид Гордой.
— Правда?
— Она была славянкой, сестрой польского короля Болеслава Храброго и звали ее Святослава.
— Ну-ну… — проявил украинец хмельную заинтересованность.
— А Сигрид ее стали называть шведы, когда она вышла замуж за Эрика Победоносного. Он победил Свена Вилобородого и стал королем Швеции и Дании.
— А Гордой ее за что прозвали? — уточнил собеседник.
— За то, что, когда Эрик умер, к ней посватался норвежский король Олаф Трюггвасон. Сигрид согласилась стать его женой. Но Олафу было мало того, что он получает в приданое аж два королевства. Он потребовал, чтобы она приняла христианство. А она отказалась. И он дал ей пощечину…
— Видать, как-то обидно отказалась…
— Не знаю, но она тогда сказала: «Тебе не жить!» — вышла замуж за Свена Вилобородого, и они вместе убили Олафа, — шведка вдруг заметила, что украинец уснул, а она увлеклась рассказом и держит его стопы в носках на своих коленях.
— Лавров! — она встала и переложила его ноги на постель. — Ты обещал прогнать обезьяну!!!
— Обезьяна, уходи! — сквозь сон откликнулся Виктор, едва ворочая языком, и захрапел.
Женщина решила подождать, когда вернутся с прогулки режиссер с оператором, и прикорнула в кресле здесь же, в номере Лаврова.
Виктор проснулся с первыми лучами солнца, с похмельным стоном поднялся с кровати, прошел в ванную комнату и освежил лицо холодной водой. Фыркая, вернулся в комнату за полотенцами, которые все еще лежали стопочкой на второй кровати, и только тут заметил Колобову, спящую в углу в кресле на колесиках, закинув стройные ноги на подлокотник. Мужчина нагнулся над ней и легонько потрогал пальцами светлые волосы. «Сигрид Гордая» не просыпалась. Журналист открыл входную дверь и выкатил кресло со спящей «шведской королевой» в гостиничный коридор. Он хотел принять душ и переодеться. Без свидетелей.
Игорь Хорунжий, как всякий режиссер, имел обыкновение просыпаться раньше операторов. Он аккуратно закрыл за собой входную дверь, сладко потянулся, расправив до хруста затекшие косточки, и отправился будить конвой, дабы хоть немного проехаться «по холодку». Каково же было его изумление, когда напротив номера 16 он обнаружил одинокое кресло со спящей в нем Колобовой.
Режиссер наклонился над спонсором экспедиции:
— Сигрид!
— Там обезьяна, — ответила женщина сквозь глубокий сон.
— Где? Какая обезьяна? Сигрид, проснитесь! — он легонько потрепал ее по плечу.
Она резко вскочила, оглянулась по сторонам и бросилась обратно в номер Лаврова.
— Это здесь обезьяна, Сигрид? — недоумевал Хорунжий.
Они ворвались в маленький гостиничный номер, где совершенно голый Лавров с наслаждением растирался после холодного душа колючим полотенцем.
— Вот сейчас обидно было! — с чувством сказал он остолбеневшим Сигрид и Игорю.
Невысокие горы сливались и переходили одна в другую, словно огромные застывшие волны. Папоротники сменились горным кустарником дикорастущего кофе. Он расцветал зеленью самых ярких тонов.
Плавные изгибы дорог и складки невысоких гор очень напоминали природу восточного Прикарпатья, только были совершенно безлюдными. Зато солнце сверкало здесь без устали и палило нещадно, совсем уж не на карпатский лад.
— Забавная история у вас получилась с этой обезьяной, — говорил Игорь своей попутчице. — Помню, мне отец рассказывал, как он с приятелем после вахты в Сургуте сняли роскошный номер на две комнаты. Открыли дверь, побросали свои геологические рюкзаки с палатками и спальниками и отправились в ресторан. Вернулись оттуда такими «кучерявыми», что не смогли найти в прихожей ни выключателя, ни входа в комнату. Тогда они развернули свои спальнички и переночевали прямо на полу этой прихожей.
— Ахахахах! — рассмеялась Сигрид. — А наутро?
— А наутро попрыгали на кроватях, чтобы никто не подумал, какие они дураки: заплатили за «президентский» номер, а спали у двери на коврике, как собаки.