* * *

…Мчась в джипе по просторам Эфиопии, Виктор вспоминал эти проводы, и у него сосало под ложечкой. Если Короленко так волнуется, то это неспроста.

— А-а-а. Где наша не пропадала! — сказал он вслух своему водителю. — А ну, Техути! Покажи этим засранцам, как нужно ездить! Жми! А ты, Маломуж, снимай!

Внедорожник, в котором сидели Сигрид с Хорунжим, подвывал и хрипел, изнемогая от напряжения, а ведь ему пришлось всего лишь подняться по отлогому склону небольшого холма.

— Глупый выпендреж! — возмутилась женщина, осуждая Маломужа, по пояс высунувшегося с камерой из окна соседнего «ровера».

— Все молодые люди так себя ведут, — проворчал режиссер Хорунжий. — Особенно когда хотят произвести впечатление.

— Сам сопляк! — отозвался Маломуж из второго «ленд ровера», который в это время обгонял машину с Сигрид. Вырвавшись вперед, он покрыл машину Нимы непроницаемыми клубами африканской пыли.

До границы с Сомали оставались считаные километры.

— Отлично! Мы их обогнали! — воскликнул Лавров.

— Вот что значит хороший бензин! — отозвался шофер Техути. — С тебя пять быр, Виктур!

— В Эфиопии «обогнать по-бырому» это значит «обогнать за деньги», — резюмировал журналист и протянул ему купюру, на которой мужик с корзиной собирал с куста зерна кофе. Техути взял банкноту, не глядя, и сунул в нагрудный карман форменной рубашки. Его обычно строгое лицо со следами демодекоза[13] изобразило что-то наподобие улыбки.

Лавров был в отличном настроении. Путешествие начиналось как нельзя лучше и больше напоминало туристическую прогулку по африканскому континенту. Ребята весело шутили, Сигрид с удовольствием отвечала на их подколки и, казалось, порой забывала о цели своей поездки: поиске пропавшего без вести мужа, капитана сухогруза «Карина». Но, видимо, так устроен человек, что горе и радость ходят рядом. Виктор же и его друзья старались не напоминать молодой шведской красавице о ее горе.

«Это, наверное, бонус за все наши мучения в прошлой поездке, — думал журналист. — Столько всего свалилось на голову, что страшно вспомнить…» Конечно, в любой момент все могло круто измениться, но нынешний ход событий вполне устраивал Виктора.

— …Может, слонов сегодня увидим, а? — поделился надеждой Олег Маломуж, который ни на минуту не опускал свою камеру.

— Олег. Отвечу, как в анекдоте: Марья Ивановна, ети вашу мать, мне б ваши проблемы.

Они поехали по грунтовке, чтобы не заезжать по шоссе в Харэр и попасть сразу в Джиджигу — последний эфиопский город на границе с Сомали. Первые пятьдесят километров проселочная дорога из красной глины петляла по равнине, поросшей подлеском; по обе стороны дороги стеной с прорехами стояли невысокие кривые деревья, ветви их переплетались, образуя преграду из листьев, не позволявшую видеть дальше двадцати метров. Какие-то яркие птицы, хлопая крыльями, перелетали дорогу, издавая звуки клаксонов древних авто на заре автомобилизма.

Потом путешественники стали забираться в гору. Подлесок сменился древовидными папоротниками, их макушки разбрызгивались зелеными фонтанами нежной листвы. Зеленый папоротниковый мех волнами уходил в зыбкую от зноя даль. Высокие, по пояс, высушенные солнцем травы колебались от легкого дыхания ветерка. «Дефендер» взбирался все выше и выше. Мотор подвывал и вздрагивал. Лаврову уже подумалось, не придется ли им последние километры толкать «ровер» в гору, но вездеход справился сам: вскарабкался до Джиджиги, дрожа от усталости, и остановился. Шофер заглушил раскаленный мотор.

— Это самый лучший отель в городе, мадам, — заявил Нима, остановившись у изрядно обветшавшего фасада с облупленной надписью «Grand Hotelde Paris». Козырек с этой надписью порос густыми кустами и даже одной небольшой пальмочкой, как раз над словом «Париж».

Перед зданием беспорядочно передвигались ржавые рыдваны, велосипедисты на не менее ржавых велосипедах, эфиопы с ручными тележками и просто прохожие, одетые в немыслимые лохмотья. У когда-то деревянной и когда-то белой входной колонны торговец прямо на тротуаре развалил свои дыни и арбузы.

— Здесь безопасно? — поинтересовалась Сигрид, ожидая, когда Хорунжий обежит машину и откроет ей дверцу.

— Да, вполне безопасно, мадам, — заверил Нима, невообразимо возвышавшийся над Хорунжим, и добавил, понизив голос: — Но в Африке всякое бывает.

Автоматчик с переднего пассажирского сиденья, за всю дорогу не проронивший ни звука, услышав слова шофера, окинул его мрачным взглядом…

Сигрид дала мальчику, занесшему ее поклажу в номер, несколько сантимов и захлопнула за ним дверь. «Наконец-то в душ», — подумала она и не менее часа простояла под теплыми струями, смывавшими все напряжение прошедшего пыльного и жаркого дня…

После душа уличный шум из открытого окна не понравился красотке и, чтобы добиться камерной атмосферы, она закрыла распахнутые ставни, пожертвовав освежающим сквозняком. Резко стукнула входная дверь. Сигрид вздрогнула, обернулась, но никого не увидела — видимо, это сквозняк обиженно хлопнул дверью на прощанье. Шведка повернула ключ в замке и услышала, как хлопнула ставня. «Да что же это такое!» — рассердилась женщина, бросилась к окну и вскрикнула от неожиданности: на подоконнике сидела противная мартышка и скалила клыки. Сигрид стянула с головы мокрое полотенце и попыталась прогнать мерзкое животное — очень грязное и наверняка блохастое. Обезьяна не испугалась полотенца, зато злобно зашипела и в один прыжок оказалась на чистой белой подушке.

— Ах-х-х!!! — вскрикнула Сигрид и выскочила вон из комнаты.

В коридоре она не нашла никакого портье. Постучавшись в номера своих спутников, шведка не дождалась ответа. На рецепции ей сказали «Just a moment!», но мо́мент в Африке может обернуться и часом ожидания — это она уже уяснила. Сигрид прошла в бар, надеясь увидеть там хоть кого-то из украинцев или из полицейских-конвоиров.

В шумном, прокуренном баре не меньше сотни негров пили пиво, перекрикиваясь так, что лампового телевизора вообще не было слышно, хоть он и надрывался из последних старческих сил. За длинным деревянным столом Лавров играл в кости с полицейской командой.

— Огого-го! — воскликнул он, встряхнул пластиковым стаканом размером с пол-литровую банку, в котором гремели кубики, и бросил их на стол.

Когда эфиопы увидели расклад, а вернее — разброс кубиков-зар, то кто-то с досады выругался, кто-то возликовал, но все одинаково нещадно дымили сигаретами, тыкали друг другу в лица растопыренными пальцами и галдели так, что шведка никак не могла докричаться до украинца. Наконец она протиснулась к нему и потрясла за плечо, расплескав подозрительный напиток, который Лавров собирался уже в который раз испить из маленького стаканчика.

— У меня обезьяна в номере! — взвизгнула Сигрид прямо в ухо Виктору.