Конечно, он не хотел ее обидеть. Но, кроме того, он и всамом деле так не думал. Если во время разговора с Андреем все этодействительно казалось ему смешным и нелепым, то теперь, в эту самую минуту, онвдруг осознал, что ничего смешного и тем более нелепого тут нет. Почему онрешил, что в него нельзя влюбиться? Из сорока трех прожитых лет пятнадцатьпришлись на детство и отрочество, а на протяжении следующих двадцати шести летон постоянно ощущал влюбленность в себя со стороны той или иной девушки илиженщины. Уж в этом-то недостатка у него не было никогда. Красота, мужскоеобаяние, талант, сексуальная сила – все это привлекало противоположный пол, иСоловьев двадцать шесть лет плавно переносил себя из одного романа в другой идо женитьбы на Светлане, и во время совместной жизни с ней, и даже после еегибели, вплоть до несчастья, сделавшего его инвалидом два года назад. А что, всущности, изменилось? Он по-прежнему красив, и мужское обаяние, судя по всему,не иссякло, и талант все еще при нем. Сексуальность? Так это еще проверитьнадо. Главное – чтобы женщина была счастлива, а сделать партнершу счастливойСоловьев умел, в этом не может быть никаких сомнений. Каким путем? Это уже другойвопрос. Но при взаимном расположении людей друг к другу вопрос этот решаетсялегко и к обоюдному удовольствию. Так почему же он решил, что Марина и в самомделе не может в него влюбиться?

– Мне очень приятно, что вы остались со мной, а неуехали домой сразу же вслед за сантехниками.

– Значит, я не кажусь вам излишне навязчивой? Я знаю,вы предпочли бы сесть за работу, вместо того чтобы развлекать меня светскойбеседой. Но у меня нет сил встать и уйти. Силы воли не хватает, –призналась она.

– И я этому рад, – улыбнулся Соловьев. –Поверьте, Марина, я искренне этому рад. Мне очень хорошо с вами. Легко, уютно,тепло. Вы удивительная женщина. Мне жаль, что вы так быстро починили мойкомпьютер.

– Неправда, вы сами говорили, что вам нужно работать ивынужденный простой выбивает вас из графика. Не утешайте меня, ВладимирАлександрович. Я все понимаю.

– Но если вы все понимаете, тогда почему до сих порсидите на диване?

– А что я должна сделать? Уйти? Хорошо, я сейчас уйду.

– Вы должны меня поцеловать. А для этого вам следуеткак минимум встать с дивана и подойти ко мне.

Он вел свою партию привычно и уверенно, он обольщал женщиндесятки раз и знал все тонкости и приемы этого приятного и щекочущего нервыдейства. Марина встала и подошла к нему. Она была такая маленькая, что ихголовы находились почти на одном уровне. Соловьев осторожно взял ее за руку.

– Ну что же вы? Целуйте, коль подошли, – сказал ончуть наcмешливо.

Ее лицо приблизилось, ее губы коснулись его губ, и Соловьевощутил такую мощную вспышку желания, что сам себе удивился. В следующеемгновение она уже сидела у него на коленях, накрытых мягким клетчатым пледом,ее руки исступленно гладили его плечи, спину, затылок, а он крепко прижимал еек себе, упиваясь нежными губами и шелковистой кожей. Наконец Соловьев сделалнад собой усилие и оторвался от нее.

– Ты хорошо подумала? – спросил он едва слышнымшепотом.

– Да, – выдохнула она, не открывая глаз.

– Еще можно отступить.

– Я не хочу. Я не хочу отступать. Я с ума схожу.

– Ну что ж…

Он не повел ее в спальню, он даже не стал раздевать ее. Новсе, что он знал и умел, чему научился за двадцать шесть лет беспрерывныхроманов, он сейчас положил к ногам этой миниатюрной женщины с огромными каримиглазами. Он даже не думал о том, что в любой момент может вернуться Андрей,только слушал ее прерывистое дыхание и наслаждался ее стонами и сдавленнымивскриками. Ему казалось, что все кончилось очень быстро, но, когда он бросилвзгляд на часы, оказалось, что они занимались любовью сорок минут. Маринасидела на полу, обессиленная, стараясь справиться со слабостью в ногах.

– Вот теперь я поеду, – сказала она хрипло иподнялась. – Я должна унести это в себе, пока мы с тобой ничего неиспортили.

– Но ты вернешься? – спросил Соловьев совершенноспокойно, будто ничего не произошло.

– Да. Завтра. Вечером, после работы. Не провожай меня.

Она исчезла так быстро, что ему показалось, будто он виделвсе это во сне.

* * *

Иногда Колю Селуянова посещало вдохновение. Случалось это нетак уж часто, примерно два раза в месяц, но дни эти бывали черными для тех, кемон в тот момент занимался. Николай никогда не поклонялся логике – непременномуоружию Насти Каменской, зато у него была хорошо развита интуиция, которая втакие вот исполненные сыщицкого вдохновения дни творила чудеса. Он начиналсовершать поступки, которые были непонятны ему самому, но, к всеобщемуизумлению, давали быстрый результат. К сожалению, на частоте прихода к немумилицейской музы сильно сказывался алкоголь, который Коля после развода с женойи разлуки с детьми стал употреблять с достойной лучшего применениярегулярностью. Однако с месяц назад, после знакомства с Валентиной, количествоупотребляемого им спиртного резко сократилось и столь же резко возросла частотаприхода вдохновения.

Ему понадобилось всего два дня, чтобы очертить круг наиболееподозрительных фигурантов, живущих либо работающих в определенных им местахКузьминок и Перова. Всего в этот круг попали двадцать три человека. Еще два дняушло на то, чтобы совместными усилиями Селуянова, Короткова и Гены Свалованегласно дактилоскопировать всех подозрительных мужчин, проще говоря – под темили иным совершенно невинным предлогом получить качественные, пригодные кидентификации отпечатки их пальцев. В ход шли заранее подготовленные и бережнохранимые в карманах, кейсах и больших спортивных сумках конверты, визитныекарточки, денежные купюры и множество других предметов, в том числе и давнопроверенные и хорошо себя зарекомендовавшие стаканы и бутылки. В пятницувечером все эти конверты, визитки, купюры и стеклопосуда были свезены наПетровку и аккуратной кучкой сложены у Насти на столе.

– Все, мать, теперь твой выход, – устало сказалКоротков. – С бабой Светой мне уже не справиться.

– Мне тоже, – откликнулась Настя. – Я еебоюсь до смерти.

Светлану Михайловну Касьянову боялись все за резкостьсуждений, острый язык и полное отсутствие деликатности. Она никогда не считаланужным скрывать то, что думает, если была уверена в своей правоте, а что поэтому поводу считает ее собеседник, эксперта Касьянову совершенно неинтересовало. Настя предпочитала иметь дело с Олегом Зубовым, с которым всегдамогла договориться, нужно было только переждать обязательную процедуру нытья ижалоб на состояние здоровья и загруженность по работе, а потом принести избуфета какое-нибудь симпатичное подношение, которым Олег тут же и угощал самогопросителя. Но Олег лежал в госпитале с язвой, и разминуться с Касьяновой небыло никакой возможности. Только ее и Зубова можно было уговорить сделатьчто-то срочно и в нерабочее время, к остальным экспертам с такой наглойпросьбой можно было даже и не подъезжать. И только Касьянову можно было ещезастать на работе в девять вечера.