Я налил себе мёда. Сделал глоток и почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Обернулся и столкнулся взглядом с великим князем. Матёрый человечище! И в его глазах я прочёл многое. Изяслав знал, что уничтожение ромеев – моих рук дело. Ведь он наверняка уже успел пообщаться с митрополитом Климентом и своими шпионами. Поэтому после пира меня, скорее всего, пригласят в его покои. Что ж, я к этому готов. Поговорим откровенно, а затем можно будет отправляться в степи. Скачок туда и возвращение в Киев, а затем грузимся на драккары и уходим в Новгород.

Великий князь отвернулся, и я снова уткнулся в кубок. Хорош медок, но коварен. Голова соображает, а ноги словно ватные, а потому пока стоп. Чутка выпил, уважил хозяина, который пригласил меня за свой стол, и хватит.

Тем временем гости запели. Затем были приглашены гусляры, не седые деды, как в былинах, а среднего роста мужички, которые довольно-таки ладно и складно спели несколько боевых песен о походах славных Рюриковичей в Хазарию и на Царьград. После чего народ вновь выпил. Опять пошли здравицы, и так пролетело три часа…

Наконец пришла пора расходиться, и меня, как я и ожидал, попросили остаться. Не проблема. Я последовал за слугой и оказался в оружейной комнате великого князя. Я был один и стал прохаживаться вдоль стен да рассматривать клинки и кинжалы. Степные кончары и сабли, прямые азиатские мечи и похожие на них изделия из Европы, клинки киевлян и новгородцев, топоры и шестопёры, кинжалы метательные и для пешего боя. Разнообразие коллекции поражало, и я погладил ладонью один из боевых булатных клинков, судя по рунам у гарды, шведской работы. Покрытая узорами сталь приятно охладила кожу, и в этот момент за своей спиной я услышал голос Изяслава Мстиславича:

– Этот клинок принадлежал моему отцу.

– Хороший меч. – Я отпустил клинок и спросил князя: – Интересно, а кто его сделал?

– Это неизвестно. – Князь, уже скинув парадно-выходной красный плащ, пожал плечами. – Он добыл его где-то на севере, снял с тела павшего в бою викинга, когда ездил свататься к моей матери, и оставил его себе. – Изяслав еле заметно улыбнулся: – Знаешь, Вадим Сокол, когда я вернулся в Киев и поговорил с митрополитом, то первым моим желанием было казнить тебя – больно ты хитёр и ловок. Но потом я подумал, что спешить не стоит, а сейчас думаю, что тебя мне сам Бог послал.

«Было бы забавно, если бы Господь Яхве прислал на помощь христианам ведуна», – подумал я и поинтересовался у Изяслава:

– И что же хорошего в моём появлении лично для тебя, великий князь?

– Ты убрал послов императора. Кроваво и неожиданно. Мне это на руку, хотя сам я на такое никогда не решился бы. Ты укрепил митрополита в мысли, что нам, русичам, необходимо идти своей дорогой, которая не будет пересекаться с ромеями. Ты передал мне письма покойного Исаака Комита и организовал смещение тысяцкого Кобылина, коему я напрасно верил. За всё это тебе моя благодарность.

– Я не трогал ромеев, великий князь, – сразу обозначил я свою позицию.

– Ну да, ну да, – усмехнулся Изяслав. – Кто же в этом признается? Нет таких умников, чтобы объявлять о подобных деяниях. Но я знаю истину, ибо не у тебя одного голова на плечах. Впрочем, я позвал тебя не ради восхвалений. Давай поговорим о делах.

– Не против. Можно и поговорить, княже.

Изяслав, молча, указал на широкую лавку у стены. Мы сели, и он сказал:

– Говори, ведун, что у тебя на душе. Всё как есть, без утайки. Чего ты хочешь от меня и что можешь предложить?

Властитель есть властитель. Прежде всего он думает о государстве и своих потомках, которым хочет передать бразды правления и накопленные богатства. Поэтому религия Изяслава Мстиславича интересовала слабо, только как инструмент. По большому счёту, как и большинству Рюриковичей, ему всё равно, какому богу молиться. Поэтому вопрос христианства можно было задеть мимоходом, а основной упор нужно делать на возвышении его семейства. Для меня это аксиома, и я начал разговор:

– Великий князь, поверь, я думаю о Руси не меньше, чем о Венедии. У меня две родины, и одна из них здесь, в землях русичей. Так сложилось, что я оказался среди варягов, прижился, разбогател, приобрёл некоторое влияние и стал основателем собственного города. Я достиг, чего хотел и о чём мечтал. Однако я понимаю, что в будущем, если его не изменить, двум братским народам, венедскому и русскому, придётся схлестнуться в кровавой сече, которая ослабит нас на радость общим врагам, и западным, и восточным, без разницы. По этой причине я оказался здесь, в Киеве. После чего стал присматриваться к Рюриковичам и в конце концов решил, что если с кем-то и вести разговор, то лишь с тобой, Изяслав Мстиславич.

– Это потому, что я в ссоре с патриархом Николаем и императором Мануилом?

– Не только. Вопрос веры, само собой, значение имеет. Но превыше всего личность. Ты, княже, не стесняешься называть себя царём, ибо помнишь, как Олег Вещий, Игорь и его сын Святослав гордо именовали себя каганами. Ты не страшишься трудностей и упрямо гнёшь свою линию. Ты способен объединить Русь и отринуть лествичное право, которое изжило себя. Ты способен принять перемены, а главное, готов к ним.

– Красивые слова говоришь, Вадим Сокол. Это приятно. Однако меня на мякине не проведёшь. Чего именно ты хочешь?

– Союза Венедии и Руси, которым будет править один царь.

– И как ты это видишь?

– Русь, в первую очередь Киев, окончательно отпадает от Константинополя. Русская церковь проводит реформу и даёт исконно славянским ведическим культам разрешение на восстановление своих храмов и свободу вероисповедания. Ты, княже, провозглашаешь себя царём и назначаешь наследника, который станет твоим преемником. Пока этого достаточно, а взамен Венедия признает тебя государем Всея Руси и окажет помощь в борьбе с недругами, как внешними, так и внутренними.

– Сокол, ты же говорил, что сам по себе.

– Да, это так. Но я смогу добиться того, о чём говорю. Сейчас, сам понимаешь, княже, это всего лишь разговор. С кондачка такие дела не вершатся. Мы с тобой поговорили. Потом я с митрополитом пообщался. Сегодня снова всё обсуждаем. Ну а со временем появится договор.

– Когда?

– Если ты готов принять мои предложения, то уже в следующем году я привезу бумагу и большое посольство из волхвов и венедских князей. Но я знаю, что при всём твоём желании раньше чем через три-четыре года ты ничего не сделаешь. Так что давай рассуждать как разумные люди. Договор подпишем через три года.

Да уж, три года… – протянул Изяслав Мстиславич. – Тут бы пару лет продержаться, а ты в такую даль заглядываешь… Впрочем, всё в руке Божьей. Мне твои речи по душе, и митрополиту они нравятся, так что давай попробуем что-то сделать. Пока я подумаю над твоими словами и посовещаюсь с близкими людьми. А прямо сейчас я хочу знать, чем именно ослабленная жестокой войной Венедия сможет мне помочь.

– Мы пришлём витязей и дружины вольных варягов. Это несколько тысяч воинов и пара сотен ведунов, которые в состоянии разгромить войско Долгорукого и помочь тебе удержать престол.