Голову нечем прикрыть.

Воины, воины с тонкими шеями,

Вам еще жить бы да жить.

Вам бы расстаться с патронными

сумками,

Мокрую скинуть шинель…

Но в небесах над командными

пунктами

Рвется чужая шрапнель.

ам бы рвануться бы к жизни

даруемой

Через родимый порог…

Мерзлая озимь. Железными струями

Пули вскипают у ног…

МНЕ ДОВЕЛОСЬ В СОСТАВЕ ВОЙСКА…

Мне довелось в составе войска

Пройти румынские поля

И у советского посольства

Сменять охрану короля.

Послы к солдату, как к полпреду,

Без этикетной кутерьмы:

В то время на фронтах Победу

В Европу приносили мы…

Но я послов держал в опале,

Недосягаем в их глазах;

Кричали мне: «Траяска[9] Сталин!»

Девчонки в рваных постолах…

Мне довелось увидеть лично,

Как проходил за рядом ряд

По главным улицам столичным

Румынский пролетариат.

Народ на часовых советских

Обрушивал приветствий шквал.

И на проспекте королевском

Гремел «Интернационал».

Его величества заставы

Поразбежались за версту…

И по неписаным уставам

Я улыбался на посту.

АПРЕЛЬ

Стоял апрель. Взбухали реки,

Жизнь пробуждалась ото сна.

Рождалась в каждом человеке

Одна великая весна.

Не перекликом журавлиным

Она была для нас близка,—

Гремел апрель, и шли к Берлину

Смертельно храбрые войска.

МЫ — ОЧЕВИДЦЫ

ЛЮДМИЛА ПРОЗОРОВА

ВАМ — СТАРШЕЕ ПОКОЛЕНИЕ

Мы — маленькие очевидцы,

Последние из могикан,

Нам до сих пор тревога снится,

И до сих пор отбой не дан.

Из теплой, полной снов постели,

Из комнат, где цветы цвели,

В бомбоубежища и щели

Мы ночью с бабушками шли.

Мы слез тогда уже не лили.

Мы знали вкус полынь-травы

И с вами всю беду делили.

Как с нами хлеб делили вы.

А в десять

Мы нырнули в детство,

Стремясь былое наверстать,

И только трудное наследство

Порой себя давало знать…

Ну что же, мы зато узнали,

Что значит выжить в трудный год.

Что значит —

Родина за нами!

И что такое

Наш народ.

И если песню фронтовую

Вы запоете за столом,

Ту, вашу, грустно-молодую,

Мы вам, конечно, подпоем.

ЛАРИСА ВАСИЛЬЕВА

ТАНКИ

Николаю Алексеевичу Кучеренко,

моему отцу

Какие-то строгие тайны

из дома отца увели,

а вскоре по улицам танки

гудящей волной поползли.

Я прятала руки за ватник

и следом за танками шла,

не зная, что ожил тот ватман

с его заводского стола,

что ожил тот ватман, который

похитил отцовские сны.

По длинным людским коридорам

шли новые танки страны.

Мальчишечьи крики привета

неслись от ворот до ворот,

и женщина шла без жакета,

кричала — Победа идет!—

И, стиснув руками упрямо

тугие перила крыльца,

о чем-то заплакала мама,

привыкшая жить без отца.

Я помню тот день потому лишь,

что вечером этого дня

средь старых бревенчатых улиц

отец мой окликнул меня.

Мне даже теперь это снится,

как в тот незапамятный год

отцу разрешил отлучиться

домой оборонный завод,

как следом за ним я бежала

и в комнату нашу вошла,

и мама подушки взбивала,

и мама лепешки пекла,

смеялась то громко, то робко,

о том говорила, о сем,

но стыла в тарелке похлебка,

отец мой уснул за столом,

и мать улыбалась все шире

и куталась в старую шаль…

Шли танки Т-34

в тревожную, в трудную даль.

ЮРИЙ ВОРОНОВ

В блокадных днях

Мы так и не узнали,

Меж юностью и детством

Где черта?..

Нам в сорок третьем

Выдали медали

И только в сорок пятом —

Паспорта.

И в этом нет беды.

Но взрослым людям,

Уже прожившим многие года,

Вдруг страшно оттого.

Что