к земле дождем

кровавым.

Свинцовый дым распластан

на лугах.

Не знаю, есть ли в мире крепче

сплавы —

Двадцатилетье, Курская дуга.

Приказы Родины. Ищите в них

Мой первый год из третьего

десятка.

Ветрами раздувало плащ-палатку.

Встал вновь на место пограничный

штык.

Как сто пудов — саперная лопатка.

Приказы Родины — вот мой дневник.

Хотите, назову их по порядку?

Они дороже мне настольных книг.

Мне было под Берлином двадцать

два.

Победой шелестели дни апреля,

В последний раз под лезвием

шрапнели

Подрезанная падала листва,

Брели понуро немцы по панели.

Приподнялась над бруствером трава.

И мы к параду чистили шинели…

Мне было под Берлином двадцать

два.

ГАЛИНА БЕДНОВА

ДОМ ПАВЛОВА

 Стояли насмерть русские бойцы

В сплошном огне и без воды

во фляге.

А ветер разносил во все концы

Предсмертный крик и крик «ура!»

в атаке.

Над Волгой непрерывный взрыв и

гром,

И страшен враг, звереющий

в бессилье.

Но разве можно взять обычный дом,

В котором поместилась вся

Россия?!

* * *

Жизнь моя на излете,

Я ж думаю — все впереди:

Голубые снега, голубые дожди,

Голубика на старом болоте.

Жизнь моя на излете,

А я все еще не была

В том краю, где военная юность

прошла,

Не в одном побывав переплете.

Жизнь моя на излете,

Но мне поклониться бы надо

Священной земле Сталинграда.

Друг погиб там в пехоте.

ОКТЯБРЬ БУРДЕНКО

ЗАХОДИТ СОЛНЦЕ ЗА КАРПАТЫ

Заходит солнце за Карпаты.

Июньский день истлел, умолк.

Войной разрушенные хаты

Окутал голубой дымок.

Заходит солнце, утопая

В лучах багрового огня.

И рожь, как будто золотая,

Стоит средь гаснущего дня.

И замер лес иссиня-черный.

Его лучи не золотят.

Там окопался враг упорный.

Там роты смертников-солдат.

Но лишь над лесом черно-синим

Рассвет забрезжит новым днем,

Мы эти роты опрокинем

И лес и горы — все вернем!

МАРШЕВАЯ РОТА

Гудит над бараками ветер,—

Для нас он еще не умолк.

И нам всех дороже на свете

Запасный стрелковый наш полк.

Нас учат, и учат, и учат,

Нам все здесь постигнуть дано!

Пропарывать брюхо у чучел

И резать спирали Бруно.

И сколько же длиться ученьям?..

Но прост командиров ответ:

— Не вечно стрелять по мишеням

И строем ходить на обед…

Нам было тогда по семнадцать —

Молоденький пылкий народ.

На плац приходили прощаться

Мы с каждой из маршевых рот.

Минуй нас, салют поминальный,

Всех двести на гулком плацу…

И марш вышивальный, прощальный

Нас медью хлестал по лицу.

ГРАНИЦА

От гор Кавказских до Карпатских

гор

Мы шли с боями, думая о чуде.

Мы принесли победный разговор

Горячих и разгневанных орудий.

И вот уже граница — позади!

Мы встречи с ней четыре года

ждали…

В кубанских плавнях,

в сталинградской дали

Нам все твердило сердце — к ней

иди!

И если карта, спутник этих лет,

В руках была, — высматривали лица

Не сколько километров к дому,

нет,

А сколько их осталось

до границы!..

АНАТОЛИЙ ГОЛОВКОВ

ПОЭЗИЯ МОЯ, ТЫ — ИЗ ОКОПА

Поэзия моя, ты — из окопа,

Еще тогда, солдату жизнь храня,

Блеснула мне: смотри, мол, парень

в оба,

Чем и спасла от снайпера меня.

И знак мне твой все светит,

издалека,

Но чей еще оптический прицел

Ты выдашь вдруг, сверкнув

в мгновенье ока,

Чтоб я остался невредим и цел?

Ведь с той поры войны непозабытой

Поверил я и буду верить впредь

В то, что, пока я под твоей

защитой,

Я не имею права умереть!..

* * *

 Ах, эта молодость моя.

Короче летней ночи.

Мне б слушать трели соловья,

А мать: «Прощай, сыночек».

Бедой захлестнута страна,

Пылит на марше рота.

Легла