Петр Семенович снова разлил и сказал:

– Вот так живет человек и не знает… а жизнь, она короткая, хоть и длинная! – Он вдруг вскочил и закричал: – Зоя! Иди к нам! Посидим по-соседски! – И добавил шепотом: – Это она! Которая за межу судится! Пацаны, посмотрите на нее, скажите, как она вам!

… – Ну и что новенького ты узнал? – скептически спросил Зажорик своего друга Монаха по дороге домой.

– Кое-что узнал.

– Что именно?

– Что четырнадцатого марта там было полно народу и проскользнуть в «Торг» мог кто угодно. То есть у убийцы была возможность остаться незамеченным. Еще узнал, что в чашке Евгения оставался недопитый чай, а это говорит… может говорить о том, что приступ случился внезапно, возможно, в то время, как он пил чай…

– Это ничего не доказывает!

– Согласен. Но видишь ли, мой друг Жорик… – Монах внезапно замолчал и погрузился в глубокую задумчивость. – Если, конечно, он его пил, – добавил через минуту.

– Как это? – удивился Зажорик. – А кто же его тогда пил?

– Никто. Евгений выпил свой чай с ядом раньше, в присутствии убийцы, а чашка, которую видел дежурный – бутафория, он к ней даже не прикасался. И поверь моей интуиции, Жорик, моему длинному носу…

Зажорик фыркнул иронически – нос у Монаха был не длинный, а, наоборот, короткий…

– Я не вижу ничего угрожающего, – сказал «семейный» доктор Василий Васильевич Сорока, много лет друживший с Евгением Антоновичем и выписывавший рецепты на все случаи жизни – от простуды, давления и бессонницы. – Давление пониженное, вегетодистония… ну, да это старая проблема. Резкая потеря веса, неудивительно, после смерти мужа… – он смотрел на Алекса не то чтобы неодобрительно, но подчеркнуто бесстрастно. «И пары башмаков не истоптавши…» – легко читалось на его выразительной физиономии. – Тошнота, головокружение, обморок – все это похоже на спазм сосудов. Но не это меня настораживает, – он наконец посмотрел прямо в глаза Алексу, и тому показалось, что во взгляде врача мелькнула неприязненная брезгливость к нему, Алексу, охотнику за приданым, аморальному типу, не чета покойному «настоящему» мужу. – Юлия Павловна очень неспокойна, что-то ее угнетает. Реакции замедленны. Она долго думает, прежде чем ответить на вопрос, отвечает неохотно. Я давно ее знаю, она очень переменилась после смерти Евгения Антоновича. Я бы показал ее психиатру, хотите, я договорюсь? – он снова не смотрел на Алекса, изучал сосредоточенно царапину на правой ладони.

– Доктор, – сказал Алекс, испытывая неловкость человека, которому приходится оправдываться, – я не знаю, что может угнетать Юлю. Мы были в Мексике почти две недели, все было хорошо. Может, местная еда или вода, нас предупреждали, что могут быть проблемы. Хотя воду мы не пили. Там никто не пьет местную воду.

– Не похоже, – с сомнением проговорил врач. – Но давайте проверим желудок, печень.

– Ее укусил жук! – вспомнил Алекс.

– Жук? Что за жук?

– Мы его не видели. Юля заметила кровь на шее уже в гостинице, мы были на экскурсии. Она говорит, что ничего не почувствовала. Да и следа от укуса не было, так, маленькое красное пятнышко… и кровь. Гид сказал, что у них нет ядовитых насекомых.

Василий Васильевич хмыкнул неодобрительно в адрес гида, которому нельзя верить, так как он лицо заинтересованное.

– Температура была? – спросил он, придвигая к себе карточку Юлии и перебирая ее страницы с бережным интересом библиофила, листающего редкую книгу.

– Не было.

– Тошнота, рвота, расстройство желудка, сыпь?

– Нет, ничего такого не было. Вообще ничего не было. Мы приняли душ и пошли ужинать. И, если бы не этот случай, то и не вспомнили бы…

– Давайте понаблюдаем Юлию Павловну в стационаре, – предложил врач наконец. – Я с ней сам поговорю. Может, тропическая хворь какая-нибудь, сейчас столько модифицированных вирусов развелось – ни в одном справочнике не найдешь! Мой приятель заведует третьей городской больницей, на Сосновской.

Мужчины разговаривали в кабинете доктора. Юлия одевалась после осмотра в соседней комнате. В больницу лечь она категорически отказалась. Она хотела домой. Утром все симптомы «мексиканской» болезни исчезли, остались только слабость и сонливость, и Юлии казалось уже, что ничего такого и не было. Так, «вегетативный бунт», как называла всякие «взбрыки» организма приятельница мамы, Ирина Моисеевна, врач-диетолог областного дома отдыха водников. К «взбрыкам» относились внезапная температура, возникающая «на ровном месте», аллергии, расстройства желудка, резкая сонливость, обмороки, словом, все то, чем не очень крепкий человеческий организм отвечает на потрясения психического порядка. Не всякий, правда. Скорее всего причиной вчерашнего «вегетативного бунта» явилось злосчастное подметное письмо от неизвестного благожелателя – но никому ведь об этом не расскажешь!

«Ничего не было! – сказала себе Юлия. – Ничегошеньки!»

Она была уверена, что автор письма не успокоится, напишет еще. Одно письмо или пять. Ну и что? Кто предупрежден, тот вооружен. Письма без обратного адреса не вскрывать! Уничтожать как ядовитую гадину, не читая!

«Надоест же этому подонку, в конце концов», – думала Юлия, прикидывая, не рассказать ли про письма Алексу. Женьке она бы рассказала, а вот Алексу…

«Ни за что! – решила Юлия после недолгих колебаний, сознавая скорее чувством, чем разумом, что пока об анонимке знает она одна, той как бы и не существует вовсе. – Лучше сразу умереть. Пусть думает на жука».

Как ни странно, Юлию не особенно испугали ни головокружение, ни внезапная потеря сознания. Почти не испугали. Головокружения бывали у нее и раньше, иногда целыми неделями, настроение тогда зависело от незначительных мелочей, как хорошее, так и плохое, а давление прыгало, намертво сцепившись с атмосферным.

– Тебя, Юльця, нужно посадить под стеклянный колпак, – говорил Женька. – Головка бо-бо? Дай поцелую!

Ничего нового, таким образом, в ее жизни не произошло. Ну, разве что покрепче прихватило, только и всего. Обмороков с ней раньше не случалось. Но и этому есть разумное объяснение: резкая смена климата, двенадцатичасовой перелет, чужая экзотическая кухня… Озадаченный организм, не зная, как реагировать, зашел в тупик.

Человек может убедить себя в чем угодно. В том, что черное – это белое, и наоборот. Мы верим в то, во что хотим верить. Жук? Глупости! Там нет ядовитых жуков, иначе все бы об этом знали. Ведь и других кусают… Дело было не в жуке. Письмо! Письмо было причиной. Между «вегетативным взбрыком» организма и письмом протянулась тонкая прочная ниточка. Возможно. Но… с другой стороны, «после того» вовсе не значит «вследствие того». А может, в конверте был яд, как были споры сибирской язвы или чумы в конвертах, полученных рядом американских граждан после теракта одиннадцатого сентября. Но, во-первых, это у них, а не у нас, а во-вторых – неизвестно, то ли было, то ли нет – у страха глаза велики.