– Да, – согласилась Джеки, – не забудь. Мы хотим на него посмотреть.

– Я постараюсь.

– У него хорошая квартира?

– Да, вполне ничего. Но нужно кое-что переделать.

– Зато она его. Ему принадлежит. Это немаловажно. Никаких соседей. Боже, Роуз, только представь – встречаться с парнем, у которого своя квартира!

– Не представляю, – медленно покачала головой Роуз. – Или с парнем, который водит тебя в роскошные рестораны. Или покупает тебе старинные украшения. Или присылает на работу цветы без повода. Боже.

– Боже, – повторила Джеки, – как же тебе повезло.

Они смотрели на Джой с благоговением.

– Ты его любишь? – спросила Роуз.

– Нет! – воскликнула Джой. – Конечно, нет. У нас было всего пять свиданий.

– Это неважно. Моя кузина встретила будущего мужа во вторник, а на следующие выходные уже проводила медовый месяц на Канарах. – Она послала Джой взгляд, в котором читалось восхищение такой безрассудной отвагой. – Теперь у них четверо детей, и они по-прежнему любят друг друга.

– Это прекрасно, но я не уверена, что выберу подобный путь.

– Боже, хочется и самой отозваться на какое-нибудь объявление, да, Роуз?

– Да, – кивнула Роуз. – Точно.

А потом произошло нечто странное – с ней заговорил Биг Ли.

– Гмм, привет, гмм, Джой. – Он произнес ее имя, словно впервые научился его выговаривать. – Там, эмм… Тебя к телефону. Срочно. Эмм…

И он снова исчез.

Она закрылась в маленьком кабинете рядом со складом и приложила к уху трубку.

– Алло?

– Джой, милая. Это мама.

– Мама! Что случилось? – Мама никогда не звонила ей на работу.

– Ох, милая…

– Боже. – Джой почувствовала, как в кровь хлынул адреналин. – Что?

– Твой папа…

– Что с ним?

– Он ушел.

– Куда ушел?

– От меня. К Тони Моран.

– Что?!

– Он меня бросил, Джой.

– Но когда? Почему? Не понимаю.

– Только что. Я разогревала ему суп. Микроволновка запищала, и тут он вошел на кухню с чемоданом. Сказал, что уходит. – Голос Барбары звучал приглушенно, словно кто-то поставил ей на горло ботинок. – Их связь не прекращалась все эти годы. Они все время… Делали это.

Джой почти слышала, как мама обескураженно качает головой.

– Мама, подожди, – сказала она. – Я сейчас приеду.

Джой и Барбара сидели в наступающих вечерних сумерках, потягивая из старомодных хрустальных бокалов херес и медленно осознавая произошедшее.

Алан ушел.

Он хотел «быстренько» развестись.

Он полюбил другую.

Лгал много лет.

А Барбара снова, в шестьдесят пять лет, стала одинокой.

– Мама, – спросила Джой, почувствовав острую потребность узнать историю своих родителей, – почему ты выбрала папу?

– В смысле?

– Что в нем было особенного? Чем он тебе понравился? Почему ты влюбилась?

– Чем понравился? – рассмеялась Барбара.

– Да.

– Ну, твой папа был самым красивым мужчиной из всех, кто мне встречался. Спроси лучше его, почему он выбрал меня.

– Мама! Это ужасно. Как ты можешь так говорить?

– Это правда. Мне было тридцать пять – достаточно много, чтобы считать себя молодой. Наивная. Неопытная. Да и красавицей меня сложно было назвать. А твой папа – он меня просто околдовал!

– Правда? – изумилась Джой.

– Да. Цветы. Подарки. Комплименты. Я никогда не знала ничего подобного.

– Ничего себе.

– Да. Тогда он был настоящим романтиком… Он не всегда был таким… Как сейчас. – Она со вздохом посмотрела на Джой. – А потом мы поженились, и нас отправили в Сингапур, и… Он изменился. Думаю, оба мы изменились. – Она задумчиво посмотрела в пустоту.

– Почему?

Она пожала плечами, задумчиво теребя пальцами ткань твидовой юбки.

– В те дни, в шестидесятые, многие хотели бы оказаться в Сингапуре. Жизнь там была очень напряженной. Он работал по двенадцать, иногда по четырнадцать часов в день. Много денег. А потом спиртное, наркотики – красивая жизнь. Никто не хотел останавливаться. В Сингапуре исполнялось любое желание, буквально преподносилось на блюдечке. Честно говоря, думаю, что это свело его с ума.

– А у него были там любовницы? В Сингапуре?

Барбара задумалась и вдруг побледнела.

– Ох, – равнодушно сказала она, – даже не знаю. Возможно. Наверняка. Столько красивых женщин. Стресс на работе. И эти наши проблемы, знаешь, с зачатием. Я уверена.

– И ты даже не думала от него уходить? Не думала, что заслуживаешь большего?

Барбара повернулась к Джой и вдруг пристально посмотрела на нее пронзительным, смущенным взглядом.

– Да. Много раз. Но не смогла.

– Почему?

Она повернулась к окну и уставилась в темноту.

– Я боялась сделать ему больно.

Джой удивленно на нее посмотрела.

– Сделать больно? После всех измен. После того, что случилось в Ханстантоне. Да он всю жизнь обращался с тобой, как с дерьмом.

– Все не так просто.

– Правда?

– Да. У твоего отца… Были свои причины. Я тоже не безупречна.

– Не правда. Ты безупречна.

– Нет, милая. Вовсе нет. Никто не безупречен. Всегда есть две стороны.

Джой слегка вздрогнула. Она чувствовала, за этим разговором стоит что-то еще, и сомневалась, что хочет знать, что именно.

– Мама, что ты хочешь сказать? Ты что-то от меня скрываешь?

– Нет, – улыбнулась Барбара, погладив Джой по руке, – нет. Конечно, нет. Просто не хочу, чтобы ты винила во всем отца, вот и все. Хочешь еще хереса?

Джой кивнула и посмотрела на затылок матери, утыканный бигуди, на ее волосы, окрашенные краской «Велла» оттенка «теплый махагон» и немного примятые после длинного тяжелого дня, и почувствовала прилив любви.

– Мама, ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

Барбара повернулась к ней и печально улыбнулась.

– Конечно знаю, милая. И надеюсь, так будет всегда. Что бы ни случилось…

На следующее утро, пока мама Джой сидела на кухне и чистила остатки летней падалицы для яблочного пюре, Джой надела куртку и отправилась через дорогу, в дом № 18. Дверь открыла Тони Моран. На ней была фиолетовая водолазка и бежевые брюки, волосы подстрижены и уложены. Синие глаза подчеркнуты черными тенями, золотые цепи украшают тонкие запястья. От нее пахло духами «Пуазон». Она была высокой и стройной. Ей было пятьдесят один. Она обладала всем, чего не было у мамы Джой.