Создавая хартию ООН и думая о воплощении идей, изложенных в его книге, Лаутерпахт, естественно, приветствовал саму идею трибуналов по военным преступлениям и назначение Джексона главным прокурором. Американский судья обратился к нему за помощью. Они встретились в Лондоне 1 июля{215}, и началась работа над черновиком соглашения по созданию первого международного трибунала для суда над лидерами Германии. Но даже тогда, хотя Лемберг уже год как был освобожден из-под власти немцев, Лаутерпахт еще не имел сведений о судьбе своей семьи.

В конце июля, теплым воскресным вечером, Джексон выехал из отеля «Кларидж» в Мэйфере и направился в Кембридж на встречу с Лаутерпахтом. Джексону требовался ученый совет для разрешения проблем, стоявших перед союзниками; особенно это касалось обвинений, которые могут быть предъявлены подсудимым. Подобного прецедента в юридической практике не было, и в этом вопросе существовали «упорные и глубокие» разногласия между Советами и французами{216}.

По нескольким вопросам удалось достичь соглашения между державами-победительницами. Трибунал получает юрисдикцию над лицами, а не государствами, и подсудимым не будет позволено прикрываться авторитетом государства. Назначалось восемь судей, по два от каждой страны – главный и его заместитель. Также американцы, англичане, французы и Советский Союз назначали по одному прокурору.

Тем не менее оставались разногласия в процедурных вопросах. Кто будет допрашивать обвиняемых: судьи, как это принято во французском суде, или прокуроры, как в англо-американской традиции? Самым сложным оказался вопрос о списке предъявляемых обвинений, главным образом о формулировках статьи 6 Статута Международного военного трибунала – основного инструмента нарождающегося международного суда.

Советский Союз настаивал на трех обвинениях: агрессия, злодеяния против гражданских лиц в ходе агрессии и нарушение законов войны. Американцы к этим трем обвинениям добавляли еще два{217}: ведение незаконной войны и принадлежность к преступной организации – СС или гестапо. Джексон обратился к Лаутерпахту за помощью в поиске решения. Он опасался, что советские требования будут поддержаны французами. Джексон только что возвратился из Германии, где в том числе осматривал личные помещения Гитлера, а консервативная партия во главе с Черчиллем тем временем проиграла выборы лейбористам, которые проявляли симпатию к французам и Советскому Союзу. Джексон теперь беспокоился и о том, как бы новое британское правительство не оказалось на стороне Советского Союза. Вернувшись в Лондон 28 июля, он получил от англичан новые предложения по ведению суда – к вящему беспокойству Джексона, эти предложения были предварительно одобрены французами{218}.

Такие проблемы тревожили Джексона на следующий день на пути в Кембридж. Его спутниками были сын Билл, два секретаря и состоявший в штате американской миссии юрист. Джексон пригласил Лаутерпахта на ланч в «красивом старом деревенском кабачке» – возможно, в Гранчестере, – а затем оба направились на Кранмер-роуд. Был теплый летний день, они уселись в саду, на свежескошенном газоне, «гладком как теннисный корт, очень коротком»{219}. К радости Лаутерпахта, гости обратили внимание на окутывавший сад сладостный аромат. Пока они беседовали, из соседнего сада забрел чей-то ребенок, Рахиль подала чай и кофе. Подавался ли бисквитный торт «Виктория» из «Фицбиллиз» – об этом история умалчивает.

Джексон изложил свои проблемы. Французы и англичане уже высказались в пользу советского проекта, нужно было найти наилучший способ сформулировать эти обвинения. Лаутерпахт предложил в первую очередь внести формулировки обвинения в сам текст Статута – это указывало бы на готовность к сотрудничеству и помогло бы в плодотворной работе над законом.

Термин «агрессия» он советовал заменить словосочетанием «преступления против мира», а нарушения законов войны именовать «военными преступлениями»{220}. Такие формулировки помогли бы широкой аудитории понять, за какие именно действия судят обвиняемых, и это способствовало бы широкой поддержке и укреплению легитимности процесса. Джексон охотно согласился с этим предложением.

Далее Лаутерпахт предложил ввести в международное право новый термин, охватывающий злодеяния в отношении гражданских лиц. Именно по этому вопросу советские и американские юристы разделились, и именно тут у Лаутерпахта имелся личный интерес, хотя и не высказанный вслух. Теперь он мог выразить заветную свою мысль: нельзя ли назвать злодеяния, совершенные над гражданскими лицами (как отдельными людьми), «преступлениями против человечества»?

Аналогичная формулировка применялась в 1915 году, когда британцы и американцы обличали акции турецкого правительства против армян, но та декларация не имела юридически обязательной силы. Термин также встречался в трудах Комиссии объединенных наций по военным преступлениям{221}, но опять же без юридически обязательной силы. Джексону понравилась эта идея – она казалась практичной и открывала возможность продвинуться в подготовке обвинения. Он обещал подумать.