Возможно, так нельзя говорить. В конце концов, Жан-Феликс – мой друг и всегда был рядом. Просто он одинок. Как и я. Впрочем, я скорее умерла бы в одиночестве, чем согласилась бы жить с нелюбимым человеком. Вот почему я ни разу не решалась на серьезные отношения до Габриэля. Все это время ждала его – такого настоящего, верного и надежного, в отличие от остальных, полных фальши. Жан-Феликс всегда страшно ревновал. Он пытался (и до сих пор пытается) скрыть это, но я ясно вижу: Жан-Феликс ненавидит Габриэля. Постоянно говорит про моего мужа гадости, уверяет, будто Габриэль не столь талантлив, как я, называет его тщеславным и самовлюбленным. Видимо, Жан-Феликс наивно полагает, что однажды сумеет убедить меня в своей правоте и я паду к его ногам. Ему почему-то не приходит в голову, что с каждым новым глумливым замечанием, с каждой злобной поддевкой он все больше толкает меня к Габриэлю.

Жан-Феликс все твердит о нашей столетней дружбе и вечно припирает меня этими аргументами: «старые добрые времена» и «мы против всего мира». Вряд ли он догадывается, что «владеет» той самой частью моей жизни, которую едва ли можно назвать счастливой. И все мои чувства к нему вызваны лишь понятием давности. Мы словно супруги, которые давно охладели друг к другу. Сегодня я особенно остро почувствовала, насколько Жан-Феликс мне неприятен.

– Прости, я должна работать. Так что, если не возражаешь…

– Выгоняешь? – Его лицо мгновенно приобрело оскорбленное выражение. – Я смотрел, как ты работаешь, с тех самых пор, как ты впервые взяла в руки кисть! Вряд ли я сильно отвлекал тебя, иначе ты давно намекнула бы…

– Вот я и намекаю – прямо сейчас.

Щеки мои пылали. Я начинала злиться и никак не могла совладать с этим. Пыталась рисовать дальше, но руки тряслись. Взгляд Жан-Феликса давил физически. Я прямо слышала, как у него в голове кипела работа: с щелканьем, тиканьем и треском.

– Я тебя расстроил, – наконец произнес Жан-Феликс. – Чем?

– Я уже объясняла. Не стоит заваливаться без предупреждения. Лучше сначала напиши или позвони.

– Не знал, что для встречи с самой близкой подругой требуется получить письменное приглашение.

Повисла пауза. Судя по всему, Жан-Феликс здорово обиделся. Видимо, по-другому не получится. На самом деле я не собиралась так жестко с ним обходиться. Я хотела донести до него это более деликатно, но меня будто прорвало. И что самое смешное – я действительно хотела сделать Жан-Феликсу больно. Хотела быть грубой.

– Жан-Феликс, послушай…

– Слушаю.

– Не знаю, как сказать помягче… После выставки надо что-то менять.

– Что ты собралась менять?

– Галерею. Себя.

Брови Жан-Феликса поползли вверх от изумления. Он напоминал маленького мальчика, который вот-вот разрыдается.

– Каждому из нас пора идти своей дорогой, – сказала я, ощущая лишь раздражение.

– Та-а-ак. – Жан-Феликс неторопливо зажег сигарету. – Это тебя Габриэль надоумил?

– Он здесь ни при чем.

– Ну конечно. Он меня терпеть не может!

– Не говори ерунды.

– Габриэль пытается нас рассорить! Я это давно заметил! Он годами строит эти козни и…

– Неправда!

– А как еще объяснить то, что происходит? Почему ты вдруг решила всадить мне нож в спину?

– Зачем ты драматизируешь? Я говорю исключительно о галерее. Это не касается тебя и меня. Мы по-прежнему останемся друзьями и сможем общаться.

– Только сначала я должен написать или позвонить, да? – Жан-Феликс невесело рассмеялся и быстро заговорил, словно спеша вывалить все, что накипело, прежде чем у меня появится возможность вставить слово: – Вот так новости! Я с самого начала свято верил, что у нас особые отношения, а теперь ты одним махом все разрушила. Имей в виду, никто не позаботится о тебе так, как я. Никто!

– Жан-Феликс, да что ты такое говоришь!

– Поверить не могу, вот так взять и все разрушить…

– Я уже давно хотела тебе сказать.

А вот этого точно не стоило говорить. Он прямо остолбенел.

– Что значит «давно»? И как давно?

– Не знаю. Некоторое время.

– Выходит, с тех пор ты вела двойную игру? Ничего себе! Бог ты мой, Алисия, не нужно это заканчивать вот так! Не отталкивай меня!!

– Не надо драматизировать. Мы всегда будем друзьями.

– Давай сменим тему. Знаешь, зачем я сюда пришел? Хотел пригласить тебя в пятницу вечером в театр. – Жан-Феликс извлек из нагрудного кармана пиджака два билета в Национальный театр на трагедию Еврипида и показал их мне. – Пойдем? Думаю, это более цивилизованный способ расстаться. Только не отказывайся. В память о нашем прошлом.

Я заколебалась. Поход в театр с Жан-Феликсом совершенно не входил в мои планы. Но и огорчать его еще больше не хотелось. В тот момент я согласилась бы на что угодно, лишь бы Жан-Феликс наконец ушел из мастерской. И я сказала «да».

22:30

Вечером я выложила Габриэлю все, что произошло между мной и Жан-Феликсом. Габриэль заметил, что никогда не понимал нашей дружбы, назвал Жан-Феликса «стрёмным» и заявил, что не в восторге от того, как тот ко мне относится.

– В смысле? – не поняла я.

– Будто ты – его собственность. Советую порвать с его галереей немедленно, не дожидаясь выставки.

– Я не могу так поступить. Уже поздно отказываться. Я не хочу, чтобы он меня ненавидел. Ты даже не представляешь, какой он мстительный.

– Ты боишься Жан-Феликса?

– Нет, но проще будет отдаляться постепенно.

– А по-моему, чем быстрее, тем лучше. Ведь он влюблен в тебя. Надеюсь, ты в курсе?

Тут Габриэль ошибался, однако я не стала спорить. Жан-Феликс больше прикипел к моим картинам, чем ко мне. И это еще одна причина уйти от него. Он совершенно не беспокоится о моем благополучии. Впрочем, в одном Габриэль прав. Я действительно боялась Жан-Феликса.

23

Диомидис оказался у себя в кабинете. Он сидел на табурете возле арфы с золотыми струнами.

– Сказочно красивый инструмент, – заметил я, входя.

– И на нем весьма непросто играть. – Профессор нежно провел пальцами по струнам, и в кабинете раздался каскад звуков. – Хотите попробовать?

Я с улыбкой отрицательно покачал головой.

– Я все спрашиваю, – засмеялся Диомидис. – Вдруг передумаете? Вода камень точит, знаете ли.

– Увы, не могу похвастаться склонностью к музыке. О чем мне еще в школе однозначно заявил соответствующий преподаватель.

– Музыка, как и психотерапия, имеет непосредственное касательство к отношениям. Все зависит от учителя, которого ты выбираешь.